Александр Князев: «Афганистан всегда рассматривался как зона национальных интересов»
Вообще, федерализация Афганистана рассматривалась в свое время еще в советском руководстве — как вариант урегулирования межэтнических, этнополитических проблем и стабилизации ситуации в стране после вывода наших войск. От идеи быстро отказались — это не реально. На юге страны масса непуштунского населения, целыми анклавами, в сердце так называемого «Пуштунистана», Кандагаре, есть большие шиитско-хазарейские анклавы, в считающемся пуштунским Нангархаре — масса таджиков. Есть проблема дариязычных пуштунов, это что-то вроде русскоязычных казахов… На севере страны —крупные анклавы переселенных пуштунов. А ведь там еще живет огромное количество узбеков, туркмен, кызылбашей, аймаков, есть еще памирские народности, есть нуристанцы… Есть масса дисперсно расселенного населения, представляющего десятки этнических групп… Вообще, данная идея, на мой взгляд, это своего рода индикатор этнополитического состояния афганского общества. В истории нет ничего нового, каждый раз эта проблема актуализируется тогда, когда пуштуны как государствообразующий этнос теряют военно-политическую монополию в стране.
— Понятно, что ситуация в Афганистане довольно «разношерстная» и афганское общество трудно объединить. Кстати, вроде бы один из западноевропейских вариантов развития Афганистана предполагает «афганский Туркестан» сделать витриной Афганистана, а остальные районы должны подтягиваться самостоятельно.
— Да, план по созданию Белуджистана, о котором я упомянул, вторичен, в проектировании раздела Афганистана главные звенья — Пуштунистан, а на севере — Афганский Туркестан. Есть еще более дробные схемы. Все они эксплуатируют главное — нерешенность проблемы этнополитического баланса в стране. Яркий, кстати, урок всем любителям концепта «титульного этноса», абсолютно, на мой взгляд, тупикового. Вот прямо сейчас инициируемая окружением Карзая и нарастающая пуштунизация госструктур уже вызывает отрицательную реакцию непуштунского населения, что в косвенных признаках было очевидно в ходе электоральной кампании 2009 года, и очень ярко проявилась по результатам парламентских выборов 2010 года, когда пуштуны потерпели скандальное фиаско, уступив определяющее большинство в парламенте другим этническим группам. Дальнейшая пуштунизация государственной власти способна привести только к усложнению конфигурации конфликта в целом, а значит, и к сужению поля потенциального переговорного процесса. Но и раздел страны — никакое не решение проблемы.
— Любопытная ситуация наблюдается с противостоянием крупных игроков по производству и распространению наркотиков. Не раз российские политики выступали с резкими заявлениями против афганского наркотика. А США — за. Почему?
— Это же колоссальные деньги. В самом общем виде, если, к примеру, себестоимость килограмма героина на территории Афганистана обходится в сумму около 3 тысяч долларов, то в Москве килограмм героина доходит до 150 тысяч. Такую степень прибыльности не имеет ни один товар в мире.
— Если исходить из истории с наркотиками, то получается, что сейчас в стабилизации ситуации в Афганистане никто и не заинтересован.
— Россия и страны нашего региона объективно в этом заинтересованы — та же проблема наркотрафика для всех нас жизненно важна, в отличие от США, куда афганские наркотики не идут системно. Но одно дело национальные интересы страны, и другое дело, интересы правящих элит. К примеру, в России, на мой взгляд, есть две противоположные позиции в отношении афганской проблематики. Одна заключается в том, что американцы, якобы, выполняют в Афганистане задачи борьбы с терроризмом и являются, де, одним из гарантов и российской нацбезопасности на этом направлении. Есть такой российский политолог Сергей Караганов, еще в 2001-м году возглавивший в медиа-пространстве обслуживание этого тезиса. Для меня такая позиция — полное предательство национальных интересов России, совпадающих, к слову, в данном случае с национальными интересами всех стран Центральноазиатского региона. Другая точка зрения, к которой я полностью присоединяюсь, заключается в том, что США решают в Афганистане свои геополитические и геоэкономические задачи, а борьба с терроризмом не более чем повод. Более того, сам терроризм за исключением отдельных проявлений является одним из инструментов американской политики. Вот из этого следует все остальное.
— Как тогда ситуация в Афганистане может сказаться на регионе ЦА?
— Я полагаю, что оптимизм исключен. Существует промежуточный проект, согласно которому линия таджикско-афганской границы сейчас достаточно условно охраняется силами самого Таджикистана, являясь заодно — через призму наркотематики — источником доходов для таджикистанской элиты. Линия таджикско-киргизской границы еще более условна. Та нестабильность, которая началась в августе прошлого года в Таджикистане, позволяет условно говорить о двух причинных пластах. По всей видимости, Рахмонов решил додавить остатки бывшей оппозиции, выдавить их из госструктур и из сфер, непосредственно контролирующих наркотрафик. Те, понятное дело, сопротивляются. Но вот произошедшие взрывы на дискотеке в Душанбе, в здании РУБОПа в Худжанде — это совершенно иной почерк. Я думаю, что это другие силы, которые ближе к Исламскому движению Узбекистана (ИДУ) или каким-то другим группировкам, связанным с Афганистаном. В случае если вожди найдутся, а они видимо найдутся, то сформировать новую оппозицию в Таджикистане — дело нетрудное, тем более что опыт вооруженной борьбы есть… Не исключено, что в ближайшее время в Таджикистане начнется военно-политическая активность. Успешно или не успешно, это другой вопрос. В любом случае, это будет определенная нестабильность в регионе и обеспечение коридора нестабильности в строну Киргизии и Узбекистана…