Центрально-Азиатский ТОЛСТЫЙ Журнал

Литературно-педагогические заметки

Чем меньше журналист знает – тем он лучше с профессиональной точки зрения.   То же, что журналист все-таки случайно узнает, должно быть искажено так, чтобы у него ни в коем случае не сформировалось сколько-нибудь цельного видения мира.   Таким журналистом легко управлять, через такого работника СМИ удобно манипулировать общественным мнением.

К этому выводу я пришел после того, как познакомился с хрестоматией-учебником «”Зачем нам чужая земля…” Русское литературное зарубежье»¹, подготовленного кафедрой международной журналистики Киргизско-Российского (Славянского) университета.  Солидный том в цветной обложке обещал серьезный подход, участие посольства Российской Федерации и православного Владимирского общества в издании хрестоматии тоже давало надежду на появление качественного учебного пособия, – надежду, которой не суждено было сбыться.

Дьявол, как известно, прячется в деталях.  Такой деталью «от дьявола» стало для меня отсутствие полного наименования православного Владимирского общества, которое сократилось до некоего Владимирского общества, утратив свою конфессиональную принадлежность и приобретя подозрительную анонимность.  Можно предположить, что г-ну С. В. Епифанцеву, директору этого общества, показалось более пристойным скрыть православное участие в издании учебника, хотя возможен и другой вариант: г-н А.С. Кацев, автор идеи и составитель хрестоматии, посчитал неуместным афишировать своё сотрудничество с христианской организацией.  Так или иначе, но титульную страницу я открывал с некоторой осторожностью и, как оказалось, был прав в своих опасениях.

На титульной странице помещена карикатура, изображающая Ивана Сусанина и пророка Моисея: оба пьяные идут в обнимку куда-то вдаль по мексиканской, судя по кактусам, пустыне.  Иван Сусанин одет в ватник, шапку-ушанку и латаные валенки, он держит в руке бутылку; Моисей почему-то облачен в традиционные для бедуинов одежды, он несет стакан. В чём заключается хохма этой карикатуры ведомо только её анонимному автору, мне же не понравилось то, что пророк Моисей, через которого была явлена воля Господа, что Сусанин – герой, пожертвовавший собою во имя спасения России, представлены в учебнике в таком виде.  Шутка считается удачной, когда за неё ничего не бывает. Правда, затянувшаяся безнаказанность создает ложное чувство безопасности, и тогда поставленная задача – дискредитация идейных ценностей противника – решается прямолинейно.

Карикатура на титульной странице является своего рода эпиграфом ко всей хрестоматии, она формирует пренебрежительное отношение к смыслам, воплощённым в фигурах Ивана Сусанина и пророка Моисея.  Подчеркну, речь не идёт о сборнике карикатур или интернет-сайте, предназначенных для определенной аудитории, где смакуют подобные пошлости, речь идёт об учебнике, по которому составители и по совместительству преподаватели обучают студентов, формируя их взгляд на мир.  Студенты не вольны отказаться от учебника, но вынуждены пользоваться теми материалами, которые  даны в нём.

Выбор и трактовка литературных произведений для хрестоматии-учебника не уступают по своей выразительности карикатуре. В предисловии читаем:  «Если обратить внимание на истоки [русского литературного зарубежья – М.О.], то яркой вспышкой мелькнут письма А. Курбского И. Грозному, в которых протестный мотив определяющ. Он то и станет одним из присущих данной литературе качеств».   У меня просто-напросто опустились руки, когда я дошёл до этого «И. Грозного».  Предполагать, что автор текста и рецензенты безграмотны, я не могу, – насколько мне известно, они получили довольно качественное советское образование.  Остаётся лишь утверждать, что в данном случае происходит сознательное введение в заблуждение читателей.  На всякий случай, если вдруг эта заметка попадётся на глаза студентам КРСУ, поясню: фамилия Ивана IV была не «Грозный», он принадлежал роду Рюриковичей, на Иване Васильевиче прервался этот род.  Князь Андрей Курбский присягал на верность Ивану IV, преступил через присягу и был по нормам любого времени предателем. Бегство его можно понять: ему действительно грозила смерть.  А вот объяснить его письма сложнее: здесь определяющим оказывается вовсе не «протестный мотив», как утверждает автор предисловия, но мотив оправдания своего предательства:  ради этого он всячески подчеркивает жестокости правления Ивана IV, а себя изображает невинной жертвой, что, конечно же, не соответствовало действительности.

Куда более характерным для понимания русского протестного сознания был поступок митрополита Филиппа, который открыто в Успенском соборе Кремля обличал Ивана IV, призывал к христианской совести царя.   Митрополита Филиппа, в отличие от Андрея Курбского, не защищало польское войско, ему не даровал поместья польский король.  Его проповедь была действительно словом протеста, а не оправданием предательства.  Показательно, что в Смутное время, в семнадцатом веке, письма Андрея Курбского будут активно распространятся польскими захватчиками – теми самыми, от рук которых примет смерть Иван Сусанин.

Если издевка над Иваном Сусаннином подана в виде карикатуры, а оправдание предательства названо «протестным мотивом», то понятно, почему на страницах хрестоматии «русское литературное зарубежье» мы не найдем имён Николая Гоголя, Федора Тютчева, Ивана Бунина, Марины Цветаевой, Иосифа Бродского…  Зато вполне логичной выглядит фигура Александра Герцена, который «хотел  стать  на  колени  и принести, сверх благодарности, верноподданническую присягу» Ротшильду, а затем, защищенный армией и флотом Британии, вёл на деньги упомянутого финансиста пропагандистскую войну против России.  Не буду озвучивать свою нравственную оценку деяниям Александра Герцена, лишь укажу на то, что встреча Герцена и Ротшильда в «Былом и думах» вызывает в памяти  сцену из «Скупого рыцаря» А.С. Пушкина.  Только вот персонаж Пушкина, в отличие от исторического Герцена, не продал свою честь.

На первый взгляд неожиданным выглядит появление имени Ильи Эренбурга.  Казалось бы, каким образом одноклассник Н. Бухарина, несостоявшийся член Временного правительства, слуга разных поколений большевиков: от Троцкого до Хрущева, который если и был за границей, то только по заданию партии, попал в «русское зарубежье»?  На самом деле  слова в учебнике значат не совсем то, а подчас и совсем не то, что они значат в традиционном русском языке. Как уже было сказано, «протестный мотив» надо читать как «мотив оправдания предательства», а «русское зарубежье» часто не совсем «русское», а иногда вовсе и не «зарубежье».  Обладающий навыками двоемыслия поймет, а студент поверит, что так и надо.

Другим примечательным кунштюком хрестоматии является принципиальный отказ от исторической достоверности, например: «А. Курбский» – «первый русский диссидент», боровшийся с тиранией «И. Грозного».  Думаю, что князь Андрей Михайлович Курбский повесил бы на первой попавшейся осине любого, кто начал толковать ему о «свободе совести» и «правах человека», покоритель Казани, он вряд ли воспринял бы тезис о «праве наций на самоопределение», родовитый дворянин и помещик, не потерпел бы и намёков на демократию и выборы.

Андрей Курбский, Илья Эренбург, Владимир Войнович, Александр Солженицын, Эфраим Севела, Татьяна Толстая…  В этой мешанине имен и текстов было бы трудно разобраться, но составители и авторы предисловий дали необходимые вехи, сформулировали те ключевые слова и выражения, которые направляют восприятие учащегося, исподволь формируют взгляд на историю России.  Вот что говорится о так называемой «третьей волне эмиграции» (70-е годы XX века):  эта эмиграция – «результат разочарования верхнего интеллектуально-художественного слоя общества в кратковременности оттепели после смерти Сталина» (с.7).   Внимательному и думающему читателю легко заметить, что некой группе, стремившейся покинуть страну, бездоказательно приписывается достоинство «верхнего интеллектуально-художественного слоя общества»: тот, кто не уезжал или не стремился уехать, к такому слою, соответственно, не принадлежали.  Страницей позже становится ясно, кто именно из разочаровавшихся эмигрировал: «В 70-е гг. советское правительство ослабило запрет покидать страну для евреев».  Более того, «некоторые из эмигрантов сначала занимали видные места в системе советской литературы, отчасти и в качестве членов КПСС.  Они вошли в конфликт с представителями политической власти, потому что в своих произведениях вместо требуемой Пропаганды они отражали правду в соответствии со своим жизненным опытом и выступали против подавления прав человека» (с. 7-8).  Если перевести сказанное на нормальный русский язык, то это означает, что в разгар холодной войны определенная группа граждан Советского Союза посчитала, что предательство выгодней верности, и поступила в соответствии с калькуляцией.

Несмотря на свою уверенность в принадлежности к «верхнему интеллектуально-художественному слою общества» бывшие коммунисты и советские писатели не создали за рубежом ничего значительного – ни на русском, ни на каком-либо другом языке.   В этом они разительно отличаются от Иосифа Бродского, который никогда не служил никаким властям, а протестовал лишь однажды, когда коммунисты решили провести ещё одну реформу русского языка, разорвав языковое культурно-историческое единство русского народа.  Иосиф Бродский никого не предавал, он всегда был верен поэзии и русскому языку, поэтому места ему в хрестоматии не нашлось.

Так же не могла быть помещена в хрестоматии повесть Бориса Зайцева о Преподобном Сергии Радонежском, хотя создана она была за пределами завоеванной большевиками страны в то же самое время, когда И. Эренбург описывал злоключения Лазика Ройтшванеца.  Согласно мировидению составителей хрестоматии, фигуры гомельского портного и мелитопольского парикмахера более важны для понимания русской литературы, чем образ русского святого, – ведь «в поединке Руси с Ханом имя Сергия навсегда связано с созиданием России» (Борис Зайцев. «Преподобный Сергий Радонежский»).  Такой протест не нужен был ни коммунистам, ни автору идеи учебника.

Гуманитарное образование журналистов – это ключевой компонент в борьбе за умы читателей, зрителей и слушателей.  Выпускник КРСУ, для которого ценности русского народа ничтожны, а русский человек – это либо фальшивомонетчик, либо проститутка, и уж несомненно – алкоголик; журналист, для которого предательство интересов России – высший интеллектуальный подвиг, а сама Россия – всего лишь ярко раскрашенная матрешка, внутри которой нет ничего, кроме статуи американской свободы, Эйфелевой башни и лондонского Биг Бена, – такой специалист, безусловно, нужен для ведения психологической подрывной деятельности.  Во многих странах, чьи интересы не совпадают с российскими, на подготовку «экспертов по России» выделяются немалые деньги; но надо признать, что в рассматриваемом случае достигнут выразительный прогресс: журналисты получают образование в Российском университете за российские деньги, им вручают российские дипломы и будут они работать в российских или русскоязычных редакциях.  Более того, в издании учебников для них участвуют посольство Российской Федерации в Киргизстане и Православное благотворительное Владимирское общество.  В этом-то и вся шутка или, если воспользоваться пришедшим из иврита словом, – хохма.

_____________________________

¹ ”Зачем нам чужая земля…” Русское литературное зарубежье.  Хрестоматия-учебник.  Материалы.  Т. 1. Идея и предисловие: А.С. Кацев.  Составители: А.С. Кацев, Я.А. Моше, при участии Е. Д. Купреяновой.  – Бишкек, 2011.  Рецензенты: канд. филологических наук И.В. Деева, зав. каф. ист. и теор. литературы КРСУ доцент Б.Т. Койчуев.

Михаил Озмитель

28 июля 2011 г.