Центрально-Азиатский ТОЛСТЫЙ Журнал

Hовые условия в России вызвали небывалый всплеск этнического самосознания у народов, населяющих ее территорию. В этой ситуации перед центральной властью появились новые проблемы, связанные с управлением этими процессами, реформированием всей общественной жизни. В этой связи, политико-антропологическое изучение общества призвано удовлетворить не только академический интерес, связанный с исследованием механизмов функционирования и воспроизводства этнокультурной информации в новом политическом контексте, т.е. решением теоретических задач, стоящих перед современной политической антропологией, но имеет и вполне определенный практический аспект. Иными словами, политическая антропология может быть использована у нас и в своей изначальной функции, а именно, в функции прикладной науки, направленной на оптимизацию принимаемых в процессе управленческой деятельности решений в условиях, когда в качестве управляемых выступают полиэтничные субъекты, ПК которых густо замешана на традиционном субстрате.

Представляется, что демократизация российского общества одновременно означает и рационализацию его политической культуры. Это предполагает, в частности, что научно-теоретические мотивации становятся немаловажным фактором политического поведения субъектов властных отношений. Такое поведение характеризуется в том числе и тем, что процесс принятия управленческого решения осуществляется на основе предварительного научно-теоретического осмысления эмпирических данных, а также на основе результатов, полученных в ходе эксперимента. Именно так использовалась политическая антропология в западной колониальной практике.

Можно, однако, усомниться по поводу правомерности перенесения подобного опыта в российскую демократическую реальность. С нашей же точки зрения, колониализм – это не только эксплуатация внеэкономическими методами, но и процесс взаимодействия культур, в ходе которого выявились определенные закономерности, в том числе связанные с практикой управления населением, принадлежащим к иной культуре. Конечно, цели такого управления могут быть различными, но представляется несомненным, что анализ этого опыта может обеспечить необходимый эмпирический материал для формулирования ряда универсальных закономерностей в данной сфере. Это особенно актуально для современной России, в которой реформы всегда осуществляются центральной властью. Традиционные силовые методы, которые и сейчас, как мы можем наблюдать, продолжают ею использоваться при проведении национальной политики, утратили свою эффективность. Яркой иллюстрацией этого тезиса служит политика по отношению к Чечне. Hезнание ТПК этого народа, с одной стороны, а также традиционная приверженность власти к насилию при проведении этнонациональной политики, с другой, привели к известным итогам.

Похоже, что потребность в новых методах управления этно-национальными процессами сегодня отчетливо ощущается и самой властью. Причем виден и вектор этого интереса, направленный в сторону изучения традиционных культур этносов России ( в том числе и ТПК), и адаптации этих культур к новым экономическим и социально-политическим реалиям. Hапример, нередко в ходе чеченских событий раздавались голоса различных представителей власти по поводу привлечения традиционных авторитетов для урегулирования конфликта. Появлялась информация о переговорах со старейшинами того или иного села и т.д. Иными словами, у власти и, в первую очередь, у ее представителей, непосредственно вовлеченных в разрешение чеченского конфликта, появлялось понимание необходимости использования ТПК этноса, в данном случае чеченцев, для достижения своих правленческих целей.

О движении в сторону понимания властью необходимости знать культуры подвластных ей этносов и использовать эти знания в управлении свидетельствует и тот, например, факт, что антропологи сегодня активно участвуют в обсуждении принимаемых законов в сфере национальной политики. Обширная дискуссия развернулась в настоящее время на страницах научного антропологического издания по поводу проекта закона “Основы правового статуса коренных народов Севера России” [10, с. 74–88]. В ходе этой дискуссии вполне закономерно встал вопрос и об “объекте и смысле юридической антропологии и антропологии вообще в этом контексте” [10, с. 80].

Важным симптомом, указывающим на изменения, происходящие в нашей ПК, и, в частности, пробуждающийся интерес власти к науке при проведении национальной политики в новых условиях, является постановление правительства от 1 мая 1996 года: “Рекомендовать создание при органах исполнительной власти субъектов Российской Федерации структур (комитетов, министерств, отделов и секторов в аппарате администраций), ведающих вопросами… межнациональных отношений, наладить их взаимодействие с Министерством Российской Федерации по делам национальностей и федеративным отношениям”.

Если учесть, что в условиях рационально-правовой ПК, в которой компетентность является главным аргументом для занятия места в бюрократическом аппарате, то роль антрополога, знающего ту конкретную этнокультуру, на которую направлены управляющие воздействия государственного органа, а также владеющего на основании изучения мирового опыта, знанием законов и закономерностей, определяющих взаимодействие различных культур, роль субъективного фактора в этом процессе должна стать чрезвычайно значимой.

Представляется, что в России рост интереса в будущем к антропологии вообще, и к ПА в частности, объективно предопределен, причем здесь, учитывая культурное многоцветье государства, он должен быть особенно бурным. Поэтому сегодняшнее состояние дел, когда во всех вузах страны имеется всего лишь несколько антропологических кафедр (вспомним цифры по США, приводимые в начале статьи), да и то, как правило, при исторических факультетах, должно быть, будет казаться недоразумением.

Литература

1. Куббель Л. Е. Очерки потестарно-политической этнографии. М.,1989.
2. Тишков В. А. Советская этнография: преодоление кризиса // Этнографическое обозрение. 1992. №1.
3. Foster M. Applied Anthropology. California, 1969.
4. Ольдерогге Д. А., Потехин И. И. Функциональная школа в этнографии на службе британского империализма // Англо-американская этнография на службе империализма. М., 1951.
5. Цит. по: Борофски Р. Введение к книге “Осмысливая культурную антропологию” // Этнографическое обозрение. 1995. №1.
6. Обычное право народов Сибири. М., 1997.
7. Бочаров В. В. Власть, традиции, управление. М., 1992.
8. Богораз В. Г. Чукчи. Ч.1. Л., 1939.
9. Бобровников В. О. Колхозная метаморфоза адата у дагестанских горцев // Homo Juridicus: Матер. конф. по юридической антропологии. М., 1997.

10.  Соколова З. П., Новикова Н. И., Ссорин-Чайков Н. В. Этнографы пишут закон: контекст и проблемы // Этнографическое обозрение. 1995. №1.

Страниц: 1 2 3 4 5 6 7