Центрально-Азиатский ТОЛСТЫЙ Журнал

В ходе острой дискуссии о системе образования в Российской Федерации на сайте филологического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова была опубликована очень примечательная статья доктора филологических наук, профессора М. М. Голубкова «Зачем нужна русская литература?»  Статья эта лично затронула меня своей искренностью и тем, что можно было бы назвать родственностью: если бы я жил в России, я, может быть, сам написал такую же статью. Но я живу в Киргизстане и вижу результаты проведённой под зарубежным патронажем реформы образования, иначе говоря, вижу полное разрушение реформируемого объекта. Я думаю, что опыт постсоветского Киргизстана вполне может служить для России моделью одного из крайне нежелательных вариантов развития общественно-политической ситуации.

Статья М. М. Голубкова  содержит много тонких наблюдений над историей литературы в России XX века; в ней даны не всегда бесспорные, но, безусловно, заслуживающие размышлений интерпретации художественных произведений. К сожалению, именно об этом сейчас не могу говорить, а для заинтересованных выложу статью здесь. Размещение это совершается без авторского согласия и продиктовано исключительно моим желанием облегчить пользователям Киргизстана доступ к документу; если автор посчитает нужным, то статья будет немедленно убрана. Сейчас же для меня время говорить не о литературоведении, как оно представлено в статье, а о том понимании отношений между властью и духовной культурой, которое высказал М. М. Голубков. Я ни в коем случае не намереваюсь критиковать уважаемого автора, цель у меня иная: поделиться своими соображениями о связи государства, народного образования и просвещения. Эти соображения сформировались у меня в ходе близкого знакомства с тем, как шла реформа образования и как складывались отношения школы и государства в условиях постсоветского Киргизстана.

М. М. Голубков пишет, что «одной из доминант современного общественного сознания становится ощущение некой идейной пустоты», которая возникает из-за отсутствия «представлений о том, что есть наша национальная идентичность и что ее формирует». Он отмечает отсутствие «идеологии, которая могла бы определить характер пройденного исторического пути, наше сегодняшнее место в национально-историческом пространстве, а так же перспективы, дальние и ближние, которые открываются перед современным человеком и обществом в целом». Такая идеология, как совершенно верно полагает автор, должна содержать «надличностные цели и интересы» и тем самым противостоять «атомизации общества».

М. М. Голубков считает, что решить задачу «культурно-исторической социализации человека», включить человека «в контекст тысячелетней истории» России, связать судьбу человека «с историческими перспективами России» могла бы школа; могла бы, но не делает этого из-за подчинения социальных структур и социальных процессов современной экономике.  Художественная словесность, с точки зрения автора статьи (и я тут с ним полностью согласен!), обладает огромным потенциалом для воссоединения человека с национальной культурой, в её силах сформировать перспективное миросозерцание ребенка, молодого человека. Но это возможно только в том случае, если литература вновь займёт достойное её место в школе и обществе.

М. М. Голубков рассматривает в этом аспекте историю русской советской литературы (я рекомендую литературоведам и культурологам прочесть статью) и приходит к «двум принципиальным вопросам»: «во-первых, понимает ли нынешний политический класс неестественность и неорганичность для русского сознания утраты культурного литературоцентризма? Во-вторых, если понимает, способен ли что-нибудь противопоставить сегодняшней ситуации?».

Вот мой ответ на оба вопроса: даже если власть и понимает смысл разворачивающегося в её присутствии кризиса, сделать она ничего не может. Дело здесь вовсе не в конкретных персоналиях или в том, как эта власть в России или Киргизии устроена. Дело в том, что сама природа власти противоречит идее культурной преемственности, национальной идентичности и исторических традиций. Я понимаю тех, кто связывает решение этих проблем с монархическим устройством: действительно, при монархии выше вероятность появления культурного правителя, но выше и противоположная вероятность; кроме того, с монархиями последнее время настолько скудно, что неразумно возлагать на них хоть какие-то надежды. Если же посмотреть на положение вещей без иллюзий, то нетрудно увидеть, что люди во власти полностью заняты тем, чем они и должны заниматься – властью; они вовлечены во властные отношения, а национальная идея нужна в этих отношениях только тогда, когда нужно убрать иноэтнических конкурентов, что особенно отчётливо видно на примере Киргизии, а в России – на примере некоторых субъектов Российской Федерации.

Советский опыт развития школы, который приводит в пример М. М. Голубков, –  это исторически уникальный опыт, это исключение. Но это исключение лишь подтверждает ту закономерность, которую я пытаюсь показать. Коммунистическая идеология группы людей, захвативших власть в России в 17 году, настоятельно требовала именно разрыва национальной идентичности и исторической преемственности русского народа (прежде всего), лишения русского народа своих лишь ему присущих целей и перспектив. Именно для этого был создан огромный аппарат советской системы образования, который включал в себя (невиданное в истории дело!) даже обучение писателей и поэтов. Для этого существовали кроме собственно правительственных органов, еще и партийные органы, которые обеспечивали по мере сил и возможностей достижение поставленных идеологических и политических целей. Думаю, ни одна страна мира не в состоянии позволить себе такой расточительной системы образования, какая была в СССР, но результаты таких грандиозных усилий, надо признать, очень незначительны. Будь результаты хоть чуть-чуть выразительней, я бы до сих пор ездил в Москву с советским паспортом, а не с загранпаспортом Киргизской Республики.

Между тем, по моему глубокому убеждению, низкая результативность советской системы образования проистекала вовсе не из ложности коммунистической идеологии или  предательства коммунистических идеалов теми или иными членами коммунистической партии. Дело объясняется огосударствлением школы как общественного института. Государственность убила в СССР собственное порождение – советскую школу. Государство по самой своей природе противопоказано школе (когда я говорю «школа», я подразумеваю образование + воспитание).

Так, в Киргизии реформы, начатые с подачи западных консультантов при Акаеве, шли своим чередом, а власть и «политическая элита» занималась коррупцией, государственными переворотами (2 шт.), поисками кредитов, разворовыванием кредитов, международными соглашениями и новыми кредитами, чтобы расплатиться по старым, и т. д. Но школу, доставшуюся в наследство от Советского союза, уничтожили не реформы и отсутствие идеологии (с идеологией националистического толка в Киргизстане всё в порядке), а отсутствие финансирования.  При этом авторитет школы у населения нисколько не понизился: в Киргизстане время от времени проходят кампании по отзыву лицензий у тех вузов, которые, по мнению чиновников, не обеспечивают надлежащей подготовки учащихся.  Отличие от российской ситуации заключается в том, что эти вузы существуют исключительно на частные средства самих учащихся (их родителей, если быть точным), а не на государственные деньги. Огромной популярностью пользуются некоторые частные курсы по обучению чему угодно, налоговые инспекторы пытаются выловить частнопрактикующих преподавателей – «репетиторов», удовлетворяющих народную потребность в языках (русском, киргизском, английском, немецком и т.д.), арифметике, алгебре, физике и химии, компьютерной грамотности, игре на гитаре и танцах;  состоятельные родители отправляют детей получать образование в Турцию, Америку, Англию, Россию и дальше по глобусу; действуют конфессиональные школы, целая сеть турецких лицеев; заметна активность международных организаций: ПРООН, Фонд Ага-Хана, GTZ и проч.; в некоторых местах компактного проживания этнических меньшинств существуют школы «для своих», когда члены общины сдают деньги на учителей и содержание помещения. При всем этом сельской школы в Киргизстане, если мерить хотя бы очень заниженной советской меркой, уже не существует: речь идет о людях не умеющих читать и писать. Забудем о русских писателях и поэтах – ученики не слышали о киргизских: трудно найти студента (не школьника!), который мог бы назвать три-четыре произведения Чингиза Айтматова. Если завтра власти Киргизстана объявят, что государство больше не занимается образованием, что ликвидируются министерство образования и подчиненные ему облоно, районо, гороно (или как они там сейчас называются), то фактически ничего не изменится: школа de facto уже отделилась от государства.

Школа как общественный институт возникла задолго до появления первых признаков государственности, она может существовать и существует вне государства и даже вопреки государству: наиболее яркий пример последнего – народные ирландские католические школы, запрещаемые и преследуемые колониальными властями.

Необходимо не только фактическое, но и юридическое отделение школы от государства. Власть по самой своей глубинной сути препятствует достижению тех высоких духовных целей, которые так замечательно определил в своей статье М. М. Голубков. Любая власть (политики, правительства, партии) – явление временное, преходящее: мы не знаем, что придет в голову следующему президенту или премьер-министру, мы даже не знаем, что может прийти в головы уже завтра более или менее легально избранным сейчас правящим президенту и премьер-министру. Людям во власти, а они – по нынешнему демократическому определению – очевидные временщики, нельзя доверять такое важное национальное дело, как школа. В заявлении ученого совета родного мне филологического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова «О реформе образования, её итогах и перспективах» дана очень печальная и очень убедительная картина гуманитарного образования в России. Если не предпринять кардинальных мер, если не сплотиться против государственного вмешательства в народное образование и просвещение, то в России начнется то, что уже является реальностью в Киргизии.

Михаил Озмитель