Лисичка фенек

Михаил Озмитель

сказка

Есть такая лисичка, фенек по-арабски, а если перевести на русский, то получится опять лисичка. Живет она в Африке, в пустыне и рядом с пустыней. У неё большие уши, а сама она маленькая, не больше кошки, поэтому уши её – и так большие – кажутся ещё больше.

Лисичка эта поедает саранчу и других неприятных насекомых. Саранча – известный сельскохозяйственный вредитель, про неё в Библии в Ветхом Завете написано. Правда, в Новом Завете про саранчу тоже упоминается, но там она уже совсем не просто сельскохозяйственный вредитель, а куда хуже. Так вот, фенек эту саранчу уничтожает. И скорпионов она тоже поедает.

Лиса не очень часто упоминается в художественной литературе положительно, но вот лисичке-фенеку повезло: именно о ней Антуан де Сент-Экзюпери когда-то рассказывал в «Маленьком Принце». «Маленького Принца» надо обязательно издавать с фотографией фенека на первой странице. Когда мне грустно, я включаю компьютер, в интернете нахожу «YouTube», а в «YouTube» нахожу кино про то, как фенек уничтожает скорпиона. Мне становится легче.

А недавно мне попалась одна история (давняя история) про эту самую лисичку. Верней, она была не совсем про лисичку, но когда я начал пересказывать её своим друзьям и знакомым, то получилось, что история – больше всего про лисичку, про фенека.

Жила-была лисичка. Жизнь у неё, в общем-то, была обыкновенной для африканских лисичек: днём, когда жарко, она спала в своей норе, к вечеру выходила наружу, отряхивалась, говорила «здравствуйте» другим лисичкам-соседям и отправлялась по своим делам. Точно так поступали и другие фенеки, только у нашей лисички было такое дело, какого ни у кого не было.

Каждый вечер бежала она к одному дереву, что росло неподалеку от крытого соломой домика, – возле этого дерева ждала её плошка с молоком. От молока и плошки пахло человеком, дымом, кожей и, конечно же, козой, которая это молоко давала.  Так продолжалось несколько лет. Иногда, если у лисички не было никаких других срочных забот, свойственных её виду и роду,  она приходила пораньше и, укрывшись в траве, смотрела.  Вот крестьянин с бурдюком, полным молока, идёт к дереву, вытряхивает из плошки налетевшую за день пыль, упавшие веточки, и наливает из бурдюка молоко в плошку, потом крестится и кланяется уже темному на востоке небу.

Он уходил по тропинке к своему жилью, а лисичка дожидалась, когда утихнут шаги, когда погаснут последние отсветы заката, и лакала своё молоко.

Но однажды крестьянин пришел не один. С ним был другой человек. Другой человек много говорил и всё время указывал на вечернее небо. Крестьянин сделал то, что обычно делал: налил молока и поклонился на восток, а новый человек смотрел сверху вниз на крестьянина и продолжал произносить слова.

Они отошли от дерева и сели на землю. Стемнело, но вскоре показалась луна. Время шло, но они оставались неподалёку. Они не шумели, как обычно делают люди, а притаились, молчали. Лисичка лишь слышала их дыхание и чуяла их запах: пота и  чеснока, молока и дыма.

Лисичка боялась, когда кто-нибудь большой прятался. Страшно было ей, когда люди сидели притаившись. Она совсем было собралась уйти.  Она уже прислушалась: нет ли ещё какой опасности.  И тут что-то куда большее, чем она сама, велело ей идти к плошке. Оно было больше людей, укрывшихся в кустах; больше, чем высокое дерево и больше, чем небо, до которого дерево дотягивалось своими ветвями; оно было таким большим и добрым, что все лисичкины страхи исчезли и она подошла и вылакала молоко.  А молоко той ночью было особенно вкусным, наверно потому, что лисичка знала: другой раз ей сюда не приходить.  Но ей не было жалко этого молока: когда рядом было большое и доброе, ничего не было жалко. Она – черная тень с острыми ушками на высвеченном луной пятачке у почти облетевшего дерева – присела, тявкнула  негромко и вдруг исчезла среди других теней.

Жалко было крестьянину, жалко себя до слёз. Он без голоса проглотил слёзы:  просто перехватило горло, да усы стали горько-солёными. Зато засмеялся говорливый человек:

-              Я же говорил тебе, что не Бог, а лиса! Бог не станет пить козье молоко из черепка хума. Ты всё неправильно делаешь! – Он прошел вперед по белеющей в ночи тропинке, а крестьянин, вытерев усы, ступал позади, сразу уставший, словно целый день молотил зерно.

Наутро гость научил крестьянина, как нужно правильно служить истинному Богу, а крестьянин дал ему в дорогу хлеба и вина и сердечно поблагодарил за науку.   Вчерашние его переживания исчезли, как дым, и порядок восстановился.  Вот только странный человек не был таким уверенным в себе, каким он был всего лишь несколько часов назад.  Проходя мимо дерева, он поднял донышко кувшина, которое служило чашкой для лисички, и положил к себе в мешок. Зачем? Он и сам не знал.

А лисичка бежала. Путь её лежал от оазиса к оазису, от бархана к бархану. Только в самую жару она останавливалась, находила какую-нибудь тень, а потом снова бежала туда, где ей нужно было быть. К концу шестого дня она остановилась перед маленькой девочкой. Та сидела у высохшего русла реки и смотрела на уходящее солнце.  Она ненавидела уже умершую реку, доживающее последние минуты солнце, темноту, которая заполняла небо, – её мама умирала, а они все ничем не могли это остановить.  Девочка сразу же заметила лисичку: зрение её сейчас не знало жалости, потому что мир был так безжалостен к ней и её маме.  Она взяла горсть песку и швырнула в зверька, но порыв ветра унёс песок в пустыню.   Лисичка легла и положила мордочку на лапки.

- Что тебе надо? Пошла вон! – сказала девочка, но лисичка ничего не ответила и не ушла, а даже подползла ближе.

- Что тебе надо? – повторила девочка. – Уходи, ты мне не нужна.  – Лисичка подобралась еще ближе и прижалась к ноге девочки.   Та положила ладонь на худенькую спинку и под легкой шёрсткой ощутила острые лопатки, тоненькие ребрышки, за которыми трепыхалось маленькое усталое сердце.  – Уходи, пожалуйста, – попросила девочка,  вытащила из мешочка на поясе сушёный финик и положила перед зверьком.   Лисичка съела финик и лизнула девочке руку.  – У меня нет с собой больше фиников, – объяснила та, – иди к себе домой, а то скоро ночь наступит,  станет холодно.  У меня  нет больше фиников,  и мамы скоро не будет! – девочка впервые за несколько дней заплакала, обняв ушастого поскуливавшего фенека. – Знаешь, – она вдруг вытерла слёзы и посмотрела лисичке в глаза, – если я принесу тебе фиников, ты же сделаешь так, чтобы мама снова стала здоровой?  Сиди здесь, я сейчас вернусь.

К дому девочка бежала, а возвращалась медленно. Тётя сказала, что мама не переживёт эту ночь, и девочка загадала: если лисичка не ушла ещё, то всё будет хорошо…  Она шла и боялась, что странный пустынный зверёк исчезнет.

Наутро мама проснулась здоровой и сразу же отругала девочку за то, что та плохо заплела косы, а в доме не было убрано так, как должно было быть убрано в хорошем доме.  Только через несколько дней девочка вспомнила об этом вечере и о лисичке.   С пригоршней фиников она отправилась на своё место, но лисички нигде не было видно.  Она подобрала подходящий плоский камешек и выложила финики на него.   На следующий вечер она нашла на камешке лишь четыре финиковых косточки.

А девочка ещё много лет приносила к высохшей в незапамятные времена речке сладкие финики.  Финики фенеку.


 

Оставить комментарий