ИНФОРМАЦИОННЫЕ ВОЙНЫ В СОВРЕМЕННОЙ ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ

Аида АЙДАКИЕВА

Выпускница Кыргызско-Российского Славянского Университета

«Информационная война –

это умение убедить и обучить черепаху в том,

чтобы она сама сняла с себя защищающий панцирь» [1] .

Современные информационные технологии преобразовали почти каждую сферу человеческой деятельности, в том числе, они произвели революцию и в военном искусстве. Традиционная война сменяется принципиально новыми формами противоборства, в которых победа будет достигаться не с помощью  классического или даже ядерного оружия и привычных способов ведения войны, а путем  массированного использования  новых средств информационного оружия. Сегодня это оружие приобретает свойства,  позволяющие ему  заменить и даже превзойти оружие массового поражения. Первое «несмертельное» оружие  становится  самым опасным, уничтожающим  личность, целые общества, не разрушая их физически.

Во всем мире налицо  очередная «гонка вооружений», только уже информационных. Так США за последние 15 лет увеличили расходы на разработку и приобретение новых средств информационного оружия в 4 раза. Теперь оно занимает первое место среди  расходов на военные программы. Наряду с этим намечается тенденция по более активному противодействию -  разрабатываются способы обороны в информационной войне, появляются сторонники идеи ограничения распространения информационного оружия на международном уровне. Параллельно разворачиваются  широкие теоретические исследования. США, безусловный лидер в этой сфере,  ежегодно выпускает один за другим учебники по ведению информационной войны, организует факультеты по этой специальности при самых престижных университетах.  Термин «информационная война» становится модным и  все чаще используется журналистами при анализе тех или иных общественных событий в основе информационной войны лежат старинные, много раз опробованные методы по пропаганде и «промывке мозгов», которые, однако, благодаря глобализации информационного пространства, действительно делают их оружием массового поражения. Принципиально цель любой информационной  войны – это разум каждого  человека, а техника – это лишь инструмент, благодаря которому пропаганда доходит до отдельной  личности.

Информационные войны заставляют по новому взглянуть на профессию журналиста и функционирование масс-медиа в обществе. К сожалению, практика показывает, что не существует независимых масс-медиа и неангажированных  журналистов. Даже самые крупные СМИ  в современном обществе не сумели достигнуть того уровня независимости, который бы им позволил оставаться нейтральной стороной в любом конфликте.  Неосознанно или умышленно они стают на сторону одного из противоборствующих участников, позволяя манипулировать собой и общественным мнением в чьих-то интересах. Таким образом,   справедливо говорят, что, если статья появляется, значит, это кому-нибудь нужно. Исходя из этой данности, представляются актуальными и необходимыми робкие пока попытки исследовать феномен «информационных войн» на региональном центральноазиатском уровне. 

Данная работа представляет собой исследование отдельных элементов информационной войны, которые  проявились во время  Баткенских событий 1999-2000 годов. Именно во время конфликта максимальным становится желание   его участников воздействовать друг на друга информационно, обостряется противостояние между СМИ заинтересованных «игроков». Информационная война в период вторжения боевиков проявилась по нескольким направлениям. Один из аспектов – это информационная война как пропаганда  действий правительства Кыргызстана среди своего населения. Другой аспект -  встречное информационное давление на Кыргызстан и регион в целом со стороны Исламского движения Узбекистана,  религиозной партии «Хизб ут-Тахрир», России, движения «Талибан» и так далее.  Среди  наиболее ярких  проявлений информационной войны в регионе, связанных, так или иначе, с Баткенскими событиями - ситуация  с обвинениями Узбекистана, Кыргызстана, и частично России, в адрес руководства Таджикистана,  в том, что базы боевиков находятся на его территории. Другой эпизод - многочисленные информационные «стычки» между Кыргызстаном и Узбекистаном, которые сопровождали  различные кризисные ситуации, связанные с  войной в Баткене, конфликтом на границе, поставками газа, воды и так далее.

Каждый исследователь информационных войн неизбежно впадает в  искушение «докопаться до истины», найти в море опровержений, контропровержений, дезинформаций, правду, он пытается определить, какое событие на самом деле имело место. К сожалению, в большинстве случаев  это невозможно, и приходится довольствоваться столь же большим количеством версий аналитиков,  которые пытаются трактовать ситуацию. Обывателем же на  веру принимается то  сообщение, которое было наиболее грамотно построено  инициаторами войны.   В связи с этим  данное исследование  оставляет за рамками определение того, какие на самом деле интересы и интересы какой стороны стояли за каждой публикацией. Цель работы  иная -  рассмотреть в теории и  на практике, какие на сегодняшний день существуют  способы манипулирования информацией, масс-медиа и общественным мнением. 

История человечества – это история войн. Эволюцию общества можно изучать,  рассматривая различные виды вооружения и способы ведения боевых действий, характерные для каждой эпохи. В  книге «Война и антивойна»  американские исследователи Альвин и Хейди Тоффлеры 1 выделяют три типа обществ, которые эволюционно сменяют друг друга в развитии цивилизации. Это аграрное, промышленное и информационное общества. Каждому из них соответствует свой тип производства и, конечно, свой способ ведения войны. Аграрная революция  завершилась созданием первых в истории  сообществ людей как таковых. В то время не существовало   постоянных армий и профессиональной военной деятельности. Промышленная революция привела к созданию массового производства, массового общества и оружия массового поражения. Армия  с того периода стала находиться  на службе у  государства. Промышленное  и аграрное общества, которые  все еще характерны для некоторых стран, ведут войну за пространство,  основной метод, который они используют – это  физическое разрушение противника. В конце 70х начале 80х  новые технологии  стали менять облик обществ индустриальных стран. Массовое индустриальное общество  стало превращаться в информационное. С этого времени в лексикон человечества прочно входит выражение «информационная эра», и будущее  планеты начинают связывать исключительно с дальнейшей информатизацией. 

Информационный век принес новый способ ведения войн, который характеризуется использованием  современных информационных технологий и минимальным числом человеческих жертв. Военные операции нового типа ведутся самыми развитыми в техническом плане государствами и требуют наличия  больших интеллектуальных ресурсов. Термин «информационная война» впервые оказался в фокусе внимания в связи с войной в Персидском заливе в 1991.  После нее, по мере распространения глобальных сетей, у информационной войны стали появляться свои теоретики. До сих пор полномасштабных  информационных войн, изучая которые можно вывести стройную теорию, было очень мало. Поэтому, пока не существует единого, всеми признанного определения этого явления. В одних  исследованиях понятие информационной войны дается слишком широко. Например, «информационная война – это стратегия, операции, тактические действия, проводимые  в мирное время, во время кризиса, конфликта, войны,  в период восстановления мира между соперниками, конкурентами, врагами с  использованием современных информационных технологий, чтобы достигать своих целей» [2] .  Очевидно, что это определение  слишком многозначно, так как предполагает почти все   виды человеческой деятельности. Другие определения информационной войны, наоборот, слишком ограничены, они  рассматривают какой-то узкий ее аспект, называя, например, информационной войной только компьютерные преступления. Более академическое, наиболее часто цитируемое  определение, было дано директором информационных войск министерства обороны США: «Информационная война состоит из действий, предпринимаемых для достижения информационного превосходства в обеспечении национальной военной стратегии путем воздействия на  информацию и информационные системы противника с одновременным укреплением  и защитой нашей собственной информации и  информационных систем» [3] .  В данной работе акцент делается  в основном на гуманитарные, содержательные, а не технические аспекты информационных войн, поэтому в качестве базового  определения представляется удобным использовать определение Почепцова: «Информационная война – коммуникативная технология  по воздействию на массовое сознание с кратковременными и долговременными целями.  Целями воздействия  является внесение изменений в когнитивную структуру, чтобы получить соответствующие изменения в поведенческой структуре» [4] .

Теперь, когда мы дали определение понятию, рассмотрим основные отличия информационной войны от обыкновенной.

1.Обычная война предсказуема и допускает применение оборонных мероприятий. В случае информационной войны возможны определенные операции по защите, «вакцинация» мышления против введения  альтернативной точки зрения. Получив и обсудив ее заранее, человек по иному ведет себя в случае реального получения контраргументации. Однако в большинстве случае  возможность  предугадать направление и инструментарий возможной атаки в информационной войне отсутствует.

2. В ходе обыкновенной войны территория захватывается полностью, при информационной возможен поэтапный захват, когда аудитория завоевывается частями. Вероятна отдельная работа с лидерами мнений, молодежью и т.д. В отличие от бомбы, которая разрушает всех, информационная война действует избирательно, охватывая по-разному различные слои населения. Обычное оружие действует на любую часть населения одинаково. 

3. При информационной войне существует возможность многократного захвата одних и тех же людей,  что выражается в захвате различных тематических зон сознания.

4. Человек не в состоянии реагировать на невидимое действие, подобное радиации. Более того, это воздействие, по сути, может облекаться в доброжелательную форму, на которую даже чисто биологически человек не готов отвечать агрессивно. Главная опасность информационной войны – отсутствие видимых разрушений, характерных для войн обычных. Население даже не ощущает, что оно подвергается воздействию. В результате, общество  не приводит в действие имеющиеся в его распоряжении защитные механизмы. Информационная война выглядит как «мирная», поскольку может идти на фоне всеобщего мира и благополучия.

5. В отличие от войн прошлого, пространство или расстояние не играет в  новых войнах той роли, что раньше. От личного контакта в войне агарного периода и резкого увеличения дистанции в войне индустриального периода мы перешли к информационной войне, перед которой нет ограничения в виде расстояния.

8. В информационной войне изменяется роль воздействия: от чисто физической – разрушение объекта – к коммуникативной, сохраняющей объект. Задачей  теперь становится изменение коммуникативной среды объекта. Войны, направленные на завоевание пространства сменились войнами, направленными на завоевание знаний. «Информационные технологии позволяют обеспечить  разрешение геополитических кризисов, не производя ни одного выстрела» [5] .

Информационная война велась в мире и при отсутствии компьютеров. Однако сегодняшняя  зависимость цивилизации от информации сделала ее гораздо более уязвимой в этом отношении. Быстродействие и широкое распространение информационных сетей многократно увеличили именно мощь информационного оружия. Информация начинает нести в себе как созидательную, так и разрушительную силу, но в гораздо большей  степени, чем  раньше.

Кроме того, именно в современных демократических обществах информационные войны получают благоприятные условия для своего существования. Модель сегодняшнего общества как принципиально открытого, предполагает гораздо больший объем разнообразных информационных потоков, чем в случае  закрытого общества.

В тоталитарном государстве, например, в Советском Союзе, формирование общественного мнения происходило с помощью одного гигантского  источника, охватывающего  абсолютно все  сферы информационного существования. Творчество журналиста подвергалось жесткому административному контролю. Прежняя система власти перекрывала внешние, противоречащие строю, каналы информации. Таким образом, информационная война велась в основном между странами. Внутри государства относительная стабильность обеспечивалась искусственно создаваемым информационным вакуумом.

На смену старой политике пришло перенасыщение информационного пространства, наполнение его разными фактами, версиями, теориями, внешне не связанными друг с другом. Это - характерный для демократического общества плюрализм, где определенное число сильных источников формируют общественное мнение. Возникает альтернативная коммуникативная среда, в которой наличествует несколько  точек зрения. Потребитель получает возможностью поиска источников информации. В  подобных обществах складываются благоприятные условия для организации разнообразных информационных воздействий. Резко возрастает  объем информации, которую граждане получают вне контроля своих правительств. Теперь не только государства и нации становятся участниками информационной войны. От войны между странами мы переходим  к войне, где для  отдельного государства могут представлять опасность  группы внутригосударственного уровня или даже отдельные люди. То есть имеет место понижение уровня атакующих субъектов. Умелое  владение информационными технологиями, с одной стороны, делает их равноправными  участниками информационного поля, с другой -   дает им возможность выступить в роли  опасного противника, который может выходить на государственный уровень конфликта. В итоге информационные мини-войны теперь можно наблюдать в политической и экономической сферах, дипломатии, во время избирательных кампаний и т.д. 

В этих условиях  появляется понимание того, что информационного мира не бывает и быть  не может, поскольку  новое информационное пространство в своем многообразии готово принять любую точку зрения. Это напоминает ситуацию в конфликтологии, где принята парадигма, в  соответствии с которой конфликт является нормой жизни любой живой системы. Конфликтов не бывает только в мертвой системе. Военная ситуация возникает, когда конфликт начинает поддерживаться в неинформационном пространстве.

Если рассматривать понятие информационной войны глобально, то можно прийти к выводу,  что сегодня это уже напрямую война цивилизаций. Столкновение различных целей теорий,  предположений, неэквивалентных систем знаний приводит к войне. В современном информационном пространстве постоянно идет конкуренция различных идеологий. В этой борьбе одна идеология пытается вытолкнуть другую, с целью занять ее место. «Мы приближаемся к такой ступени развития, когда уже никто не является солдатом, но все являются участниками боевых действий», - говорит один из руководителей Пентагона. – «Задача теперь состоит не в уничтожении живой силы, но в подрыве целей, взглядов и мировоззрения населения, в разрушении социума» [6] .

Поскольку не устоялись еще понятия и определения, используемые для описания информационной войны, то нет и завершенной классификации. Прежде всего, исследователи предлагают разграничивать понятия «война информационной эры» и «информационная война». Первая  использует современные информационные технологии, прежде всего, для ведения боевых действий. Этот тип войны следует рассматривать как переходный, существующий между индустриальным и информационным обществами. Современные технологии дают возможность военному командованию получать беспрецедентное количество информации о противнике, чтобы успешно вести боевые действия. В этой войне победившим признается тот, кто физически побеждает противника, и новые информационные технологии рассматриваются как способствующие физическому превосходству.  Информационная война рассматривает информацию как отдельный объект, потенциальное оружие или выгодную цель. Такая война может сопровождать военные действия, кризисные, конфликтные ситуации, или осуществляться самостоятельно.

Начальный период обычной войны характеризуется максимальной интенсивностью войны информационной. Она всегда детектируется с запаздыванием, позволяющим начавшему ее получить преимущество «первого удара». Информационные войны в чистом виде предполагают ведение боевых действий без физического участия людей.

Аналогично рассмотренной типологии, некоторые исследователи предлагают отдельно рассматривать технические и гуманитарные аспекты информационных войн.

С одной стороны общество «технизировало» себя, опоясав разного рода информационными сетями, обеспечивающими теперь любой вид производства. С другой,  работа СМИ формирует  общественное мнение как важную составляющую принятия военных, политических и государственных решений. Две принципиально различные сферы функционирования информации - техническая и гуманитарная – задают два направления, где формируются возможности информационного оружия. В результате создаются два  варианта информационных технологий: технические и гуманитарные. Методы и средства одной технологии не применимы к другой сфере: компьютерный вирус не может быть  применен для внесения изменений в сферу общественного мнения и наоборот.

В физическом варианте информационных технологий речь идет об уничтожении объектов или других вариантах прекращения их нормального функционирования. Для гуманитарных вариантов информационных технологий характерным является сохранение функционирования, но с направлением его по другому пути. Гуманитарные технологии пытаются вывести системы, на которые они воздействуют, на иной уровень, путем изменения входных сигналов.

И при технических и при гуманитарных  информационных технологиях конечным звеном цепочки все равно является человеческий разум. При этом в отношении армии противника ставится не просто задача разрушения  информационных систем, а приведение ее к полной потере желания сражаться. Тем самым конфликт может быть разрешен не силовыми методами, а чисто информационно. Новым объектом  военного воздействия становится разум противника, а не просто его тело, как это  было при предыдущих войнах.

Винн Швартау в своей типологии за основу берет объект информационного воздействия [7] :

1). Информационная война против отдельной личности

Базы данных  высокоразвитых государств содержат огромное количество   информации  о каждом гражданине страны.  Это могут быть сведения о номере кредитной карточки,  денежных переводах,  истории болезней, отметки о нарушениях закона и т.д. Большая часть этой информации конфиденциальна и  может  быть использована в целях шантажа, теми, кто ее достает.

2). Корпоративные  информационные войны

Осуществляются между крупными всемирными корпорациями, конкурирующими в мировом бизнесе. Противники собирают информацию о намерениях друг друга, последних разработках различными способами. Это может быть шпионаж,  взлом компьютерных систем и т.д. Другая цель этой войны  - создание негативного имиджа противника у общественного мнения. В этом случае мы говорим о войне компроматов, дезинформации, организации утечек информации в СМИ и т.д.

3). Глобальные информационные войны

В этой категории рассматривается противостояние мировых индустрий, государств, глобальных экономических сил. Крупномасштабное информационное противостояние между общественными группами или государствами имеет целью изменить расстановку сил в обществе.

Американский теоретик информационных войн Мартин Либицки  в своей типологии выделяет 7 форм информационных войн в зависимости от задач: командно-управленческую, разведывательную, электронную, хакерскую,  кибер-войну, культуркампф и психологическую [8] . Из всех перечисленных форм только последние две предполагают активную работу журналистов и масс-медиа. В  следующих главах дипломной работы все формы информационной войны по классификации Либицки  рассматриваются более подробно, особый акцент делается на гуманитарных аспектах явления.

Военные действия любого периода истории, так или иначе, сопровождались попытками информационно воздействовать на противника. Исследователи информационных войн часто приводят пример  из древности, когда войска Чингисхана использовали самые разнообразные формы слухов, которые распространялись среди населения и войск противника, чтобы убедить их в многочисленности и непобедимости войск, своей свирепости и быстроте передвижения. Тем не менее, полномасштабные акции, в которых можно выявить первые элементы информационных войн, стали проводиться только в 20 веке.

Первая мировая война

Организованное информационное воздействие стало  осуществляться во время первой мировой войны, когда впервые в Великобритании, США, Франции, Италии  на уровне правительств были организованы структуры по проведению  психологических операций.

Для  периода первой мировой войны  характерным было  использование печатных средств массовой информации: памфлетов, листовок, газет. Массовая пропаганда приобрела широкий размах, например, в 1918, когда каждую неделю выпускалось более 2 тысяч воздушных шаров с 1000 листовок в каждом. Одновременно была развернута широкая сеть устных выступлений.  Параллельно велась работа по такому каналу коммуникации как кино. Первая мировая война также характеризуется «расцветом» пропаганды зверств со стороны противника, что позволило  активизировать  свою сторону на требуемые ответные действия.

Вторая мировая война

Радио стало для Гитлера основным средством внешней пропаганды. Особенно мощную радиовойну он развернул в 1933 против Австрии, призывая сбросить существовавшее там правительство.

Во время военных действий также широко использовалась  так называемая черная пропаганда, которая скрывает свой источник. Нацисты организовали для этих целей три радиостанции, делающие вид, что они вещают  с территории Великобритании.

В радиосообщениях передавали имена солдат, попавших в плен,  чтобы заинтересовать  людей в слушании. Так большой популярностью пользовалась передача «Письма, которые вы не получили», в которой приятный  женский голос, называя реальные имена, читал отрывки из писем, найденных на телах немецких солдат, убитых в очередном сражении.

Для устной пропаганды также было создано главное управление по делам ораторов. В целом с 1 сентября  1939 года по  15 декабря 1940  было проведено 140 тысяч митингов и съездов, прошло 50 тысяч  фабричных и заводских собраний.

В эту войну активно использовались  плакаты с простыми иллюстрациями и слоганами. В то время это был  основной вид коммуникации, в котором использовалась свастика. Сам символ был избран Гитлером из-за его простоты и эффективности. Геббельс во всей пропаганде призывал активно использовать отсылки на пафос и героизм. В 1928, например, нацисты распространили плакат с силуэтом солдата павшего в первую мировую со словами «Национал-социалист, или наши жертвы не напрасны». Плакаты появлялись повсюду - на стенах зданий, в киосках, в окнах партийных учреждений и в окнах всех, кто симпатизировал Гитлеру. Темы были  незамысловаты, однако они апеллировали к двум сильным эмоциям: ненависти и идеализации. Очень активно пропагандисты рейха боролись со слухами. Если союзники  сбрасывали листовки, содержащие военные сводки, о которых молчали немцы, то немцы печатали несколько видов бюллетеней, помогавших бороться с этими слухами путем нейтрализации конкретных фактов.  На этом этапе войны наиболее активной стала кампания «шепота», то есть работа по распространению контрслуха с использованием устного канала. Агент в гражданской одежде или военном мундире громко беседовал с товарищем в людном месте, чтобы их могли послушать местные жители. Агент внедрял слух, содержание которого было  разработано соответствующими органами. Правительство надеялось, что  этот слух, в  конце концов, подавит слух подрывного характера на эту же тему. Большой размах в эту войну приняло мифотворчество. Геббельс, которого называют первым имиджмейкером, в числе своих заслуг считает создание мифа о Гитлере. Некоторые исследователи сегодня считают, что вторую мировую в  области информационного воздействия Гитлер как раз выиграл, проиграв ее на поле битвы. Японцы также организовали широкие кампании по информационно-психологическому воздействию. Пропагандистские сообщения печатались на листовках, с одной стороны которых размещались порнографические картинки.  Это стимулировало солдат к тому, чтобы поднимать  их и сохранять. 

Пропаганда союзников среди японских солдат в свою очередь  широко использовала листовки,  призывающие к дезертирству. Анализ пропаганды, нацеленной на стимулирование дезертирства, показал, что  дезертировали в основном социально изолированные люди, не включенные в группу. Неэффективность этого рода информационного воздействия заставила союзников скорректировать свои сообщения. Акцент на индивидуальном спасении оказался неверным, и пропаганда была перестроена на коллективное спасение. Листовки теперь стимулировали среди солдат коллективное обсуждение проигрышного военного положения, нормальность почетной сдачи в плен.  Изображения на листовках показывали, как  сдавшиеся совместно трудятся и  неплохо проводят время в плену.

Холодная война

Информационную войну этого периода сразу связывают с работой западных радиостанций, которые тщательно глушились СССР,  но все равно накрывали своим вещанием  почти всю территорию страны. Кроме этого и других очевидных примеров исследователи  считают, что существенную роль  в  информационной войне играли нетрадиционные носители информации. Основной коррозиционной составляющей стала пропаганда с помощью материального мира. Система пропаганды не была готова работать с таким срезом информационного воздействия.  «Первым типом  нового информационного влияния можно считать бытовые вещи, изготовленные на Западе, вещи лучшего качества.  Вещи шли впереди, выполняя несвойственные им функции носителей информации. Опираясь на них, воображение рисовало  уже совсем иной мир.  Другим носителем информации также были вещи только на экране кино или телевидения – второстепенная информация не связанная с сюжетом. Третьим носителем становились люди, побывавшие за границей. Обсуждение этих вопросов происходило не на официальном уровне, а на уровне личных контактов. А именно личностный уровень является наиболее благоприятным, поскольку мы получаем информацию от знакомого человека, которому доверяем. Так мы стали получать западные стандарты» [9] . Таким образом, основным информационным конфликтом этого периода можно считать несоответствие потоков. «Противник» побеждал использованием необычных информационных носителей, которые активно генерировали в воображении реципиента новый для него мир в чрезвычайно идеализированном виде.

В СССР во время холодной войны также делались попытки повлиять на информационное пространство стран Запада  и стран третьего мира. Служба  «А» -  служба активных мероприятий при КГБ СССР  - в 1985 сосредотачивала свою работу на трех  областях: материалах, рассчитанных на  дискредитацию всех аспектов американской политики, кампании по провоцированию конфликта между США и их союзниками по НАТО, поддержке западных движений сторонников мира. Активные мероприятия были направлены против переизбрания Рейгана и Тэтчер.

Информационная война во Вьетнаме

Эта война стала для Америки первым примером «телевизионной войны» и первым проигрышем. Неуспех операций по информационному воздействию связывают  с неуспехом на реальном поле боя. «Победы в информационном пространстве должны поддерживаться победами военными» [10] . Во многом психологические операции оказались неуспешными из-за того, что специалисты не точно  учитывали менталитет и национальные особенности противника. Несмотря на неудачу, эта война дала несколько интересных примеров информационного воздействия. Три американских агентства  занимались психологической войной во Вьетнаме. Использовались  несколько  типичных  приемов: эксплуатация «страха смерти» - листовки показывали мертвых солдат, акцентируя будущую смерть тех, кто будет продолжать войну, демонстрация трудности жизни в лагерях  вьетнамских партизан, их желание увидеть родных, разуверение в  победе коммунизма.

Информационная война в Персидском заливе

Термин информационная война оказался в фокусе внимания в связи с войной в Персидском заливе в 1991. Это был первый случай системного применения информационных технологий в военном конфликте. В этой войне  для информационного воздействия было выбрано два типа целевой аудитории: иракские солдаты и американское общественное мнение.

В первом случае активно использовались листовки (их было сброшено 29 миллионов) и радио, которое транслировало свидетельства сдавшихся солдат, перемежавшиеся молитвами из Корана и сообщениями о направленности бомбовых ударов на следующий день. В результате 75 % сдавшихся подтвердили, что на них повлияли листовки и радио.

Кроме того, были организованы активные  кампании по дезинформации противника, направленные на скрытие истинного места высадки войск. Журналистам, освещающим вторжение с моря, было предоставлено больше свободы, а освещение высадки в пустыне было заблокировано. В результате информационные потоки на одну из тем стали более интенсивными.  В прессе постоянно появлялись сообщения об обязательной высадке морской пехоты, проводились учения десантно-амфибийного соединения,  разминирование  противодесантных заграждений, подавление авиацией огневых точек на берегу. В итоге, Ирак стал готовиться именно к данному варианту вторжения.

Эти мероприятия сопровождались физическими действиями по разрушению иракских  информационных систем – радио, компьютерной связи, элементов инфраструктуры, транспортных коммуникаций и т.д.

Второй тип аудитории – американское общественное мнение формировался  с помощью телевидения: было установлено, что чем больше зритель смотрел ТВ, тем более уверенно он одобрял  военные действия. Войну упаковали  в мини-серии и стали показывать в прайм-тайм. Это была первая война, сопровождаемая  прямой трансляцией с места событий на весь мир, первое грандиозное телешоу.

Показателем эффективности информационных операций является тот факт, что Джорджа Буша  в тот период поддерживало более 80 % населения. В основе пропаганды войны в Заливе лежало изображение Ирака и его союзников как принципиально антидемократических государств. Интересно, что такими же антидемократическими были и союзники США в этой войне. Психологическая  война активно опиралась  на  использование метафор обоими сторонами. Буш объявил, что 3000 американцев в Кувейте являются «заложниками». Этот термин четко вызывает образы, связанные с терроризмом. Позиционирование иракцев как террористов было важным фактором объединения коалиции. Дополнительное сравнение Хуссейна с Гитлером дало четкий имидж, имевший сильный общественный резонанс. В свою очередь  Ирак положил в основу своей пропаганды панарабское единство и желание вытеснить западное влияние из региона. По отношению к Кувейту были задействованы три направления пропаганды, оправдывающие военные действия Ирака. Это распространение мнения, что Кувейт  забирал иракскую нефть, обманывая Ирак, что Кувейт исторически являлся частью Ирака и что война – это джихад  против  иностранных захватчиков, которые пьют вино, едят свинину, используют проституцию.

Информационная война в Чечне

Конфликт в Чечне  получил название «первой российской телевизионной войны». Первая кампания, как признают все исследователи, была проиграна Россией, прежде всего, в информационном плане.  В качестве причин неуспеха приводят следующие. Во-первых, не работало оцепление, через него журналисты проходили к террористам, которые позировали и давали пространные интервью. Во-вторых, не был  выделен один представитель штаба для контактов с общественностью и СМИ: «Присутствие в зоне конфликта  сразу нескольких  высокопоставленных  лиц противоречит  принципам организации управления кризисной ситуацией» [11] . В этом конфликте масс-медиа не были на стороне собственного государства, СМИ освещали его сочувственно по отношению к боевикам.  Подобная многозначность не может приносить успеха при выходе на массовое  сознание, которому требуется преобладание одной  точки зрения, а не  возможность выбора из нескольких.  Так,  по НТВ 80 %  видеосъемок боевых действий велось со стороны чеченских боевиков, в «Вестях» это соотношение достигало 60 %. Удар по зрителю нанесли реальные картины военных действий, которые до этого были доступны только для военного человека. Кроме того, есть мнение, что  информационная кампания, направленная на создание негативного отношения к войне спонсировалась заинтересованными лицами из Чечни и стран дальнего зарубежья. Покупались пи-ар компании в прессе, направленные на дискредитацию армии, политиков поддерживающих операции  федеральных в Чечне, развитие пацифистских идей и трансляцию в общественное сознание различных панических настроений. Это выражалось в том, что российские СМИ, как описывает один из журналистов, «усиленно оплакивали судьбы беженцев из Чечни, десятками штамповались репортажи о «бедных солдатиках», «несчастных срочниках, которых подставили мерзавцы-командиры» и одновременно о «зверях-контрактниках», уничтожающих мирное население». Старательно формировались образы «генералов-идиотов». Российских слушателей, зрителей и читателей убеждали в том, что «бюджет не выдержит военных расходов». Кроме того, прочеченские агитаторы-пропагандисты давили на мораль, доказывая, что сопротивление бандитам и налетчикам - занятие не для порядочных людей и, тем более, не для настоящих христиан. Пошла в оборот и дешевая байка о том, что «возмущенное зверствами российских войск» мировое сообщество ни за что нас не признает за цивилизованную страну и опять не даст кредитов» [12] . Во время второй военной кампании в Чечне правительство кардинально изменило свою информационную политику, взяв под жесткий контроль внутригосударственное циркулирование информации о конфликте. Секретарь Совета безопасности РФ Сергей Иванов призывал СМИ последовательно вести информационную войну против чеченских террористов. «Если СМИ не доверяют официальным  источникам, могут использовать чеченских информаторов, но главное – не пускать их в прямой эфир. Пять лет назад мы проиграли в этом, сейчас нельзя наступать на те же грабли. Ведь  и международное право, и  мировой опыт на нашей стороне. Член Ирландской республиканской  армии не под каким видом не получит эфир в Великобритании? Так предписывает закон: террорист не должен использовать СМИ в своих целях. А у нас что получается? Бандиты дают интервью, выходят в прямой эфир» [13] . Тем временем линия фронта продолжает пролегать в новом месте. Западные телекомпании  периодически показывают кадры военных преступлений федеральных войск в Чечне. Эти акции считают проявлениями информационной войны между Западом и Россией. Рассмотрим несколько примеров. Первый из них связан с показом немецкой телекомпанией сюжета о массовых захоронениях боевиков, расстрелянных российскими солдатами.  Российские силовые ведомства  были единодушны в оценках  телесюжета как фальшивки. «Кадры массовых захоронений в Чечне могут быть  фальсификацией, созданной для психологического и информационного давления на Россию» [14] . Один из сотрудников ФСБ выбрал наиболее очевидную форму обороны в этой информационной атаке, отметив, что съемка якобы расстрелянных российскими солдатами боевиков вполне может изображать убитых в ходе боевых действий террористов. Другой пример связан с сообщением о том,  что российский танк в Чечне расстрелял автобус с беженцами, в результате чего якобы погибли 40 человек, в основном женщины и дети. Об этом сообщили наиболее авторитетные в мире телекомпания CNN, агентства Associated Press и Reuters. Представители Москвы категорически отрицали факт расстрела автобуса с беженцами, аргументируя свою позицию тем, что если бы такое случилось, то чеченцы не бежали бы в Россию. Было отмечено, что при более глубоком изучении, в том числе с использованием мнений руководителей ведущих СМИ мира, становится ясно, что информация о расстреле автобуса с беженцами именно российским танком исходит исключительно из чеченских источников.

Тем не менее, в этот раз Россия одержала безусловную победу в информационной войне, результатом которой стало то, что, по данным социологических опросов, среди россиян растет количество сторонников ввода федеральных войск в Чечню, а также тех, кто считает Чечню частью России.  Несмотря на значительные людские потери со стороны военнослужащих и мирного населения, на возникновение сложной гуманитарной ситуации и постоянного давления (порой предвзятого и субъективного по своей сути) со стороны Запада, это существенным образом не сказывается на общественном мнении россиян в понимании ими предпринимаемых действий.

Информационная война  в Югославии

Машина идеологической войны была запущена еще до начала военной операции НАТО. На одной стороне начала формироваться установка на оправданность возможных решительных действий альянса во имя защиты прав человека, на другой создавался образ фашистского агрессора в лице стран НАТО. СМИ, поддерживающие режим Милошевича, вели активную психологическую обработку югославского общества, именуя НАТО варварами и агрессорами и выставляя этнических албанцев расой насильников, обманщиков и «недочеловеков». Западные СМИ тоже вносили свой вклад в то, чтобы создать из Милошевича демонический образ врага номер один европейской демократии.

НАТО предложило обществу хорошо продуманную пропагандистскую версию событий. Вторжение сил НАТО именовалось «гуманитарной акцией», общественное мнение активно убеждали в том, что военные действия направлены против одного человека и его военной инфраструктуры. Официальные лица настаивали на том, что «война ведется не с югославским народом». В очередной раз использовалась мифологема, что НАТО ведет «битву за западные ценности» и выполняет свою роль «защитника демократии».

Журналисты часто не имели возможности проверить официальную информацию НАТО, особенно ту, что касалась численности потерь людей и технических потерь. Жертвы среди мирных жителей проходили по разряду «грубых ошибок» и «побочного ущерба», под излюбленной формулой натовских информаторов: «отдельные, случайные и неизбежные потери среди мирного  населения. Многое впоследствии не подтвердилось - например, сообщения о массовом дезертирстве из югославской армии. НАТО  предъявляли факты зверств сербской армии и стремились показать колонны албанских беженцев из Косово.

В техническом плане война велась по разрушению сербской телекоммуникационной инфраструктуры. Усилия НАТО были больше нацелены не на компьютеры, подключенные к WEB'у, а на радары, поскольку инфраструктура Интернета в Югославии развита слабо, и ее военные не использовали WEB для связи. Бомбовые удары наносились, прежде всего, по системам коммуникаций, телевизионным центрам и т.д.

Если действия вооруженных сил носили локальный характер, то информационная война с самого начала велась как мировая и тотальная, т.е. вовлекающая весь мир и каждого человека, слушающего или смотрящего новости. Иначе не могло и не может быть при глобальном, всепроникающем характере современных СМИ. Если быть вполне точным и учитывать цель - защита «западных ценностей», а, по сути, их распространение с цивилизованного Запада на земли варваров, - то эту информационную война следует именовать также «идеологической», или «культуртрегерской».

Использовались все те же приемы «давления на психику», призванные пробудить сочувствие к безвинно страдающим простым косовским албанцам и вызвать возмущение поведением власть предержащих, т.е. правительством Милошевича. Налицо была  тенденция раскрутки спирали эмоций против «режима Милошевича».

Информационная война на Ближнем Востоке

В этом противостоянии между сторонниками Палестинской автономии и сторонниками Израиля особенно интересно обратить внимание на масштабы, которые может принимать компьютерная война в Интернете. Пропалестински настроенные хакеры вторглись в информационные системы Израиля, повредили многие из жизненно важных ресурсов. В списке сейчас присутствует свыше 40 израильских сайтов, которые были взломаны, выведены из строя или «изуродованы». Мощные удары были нанесены по серверам основных провайдеров. Сначала информационной войны перебои со связью стали в Израиле достаточно обыденным явлением.  Взлом сайтов и с той, и с другой стороны является уже почти нормой, теперь каждый из сторон грозит полностью  вывести  из строя инфраструктуры  сегмента Интернета противника. Завершающий этап этой кампании предполагает массированную атаку на коммерческие сайты, что должно принести электронной коммерции страны миллионные убытки.

Любая психологическая или пропагандистская операция имеет в своей основе схожую коммуникативную модель. Стандартный коммуникативный процесс в упрощенном виде можно  представить как сочетание трех факторов: отправителя информации, сообщения и получателя. В зависимости от этого цикл кампании по информационному воздействию состоит из заранее предопределенного ряда  последовательных шагов: сбора разведывательной информации, анализа целевой аудитории, разработки сообщения, отбора канала, распространения сообщения.

Аудитория

В любой информационной войне атакующий предварительно собирает информацию о противнике. Если раньше  военное  командование интересовали количественные и качественные данные о враге, информация о его  вооружении, то  в информационной войне   интересует характер мышления, способ принятия решений противника, чтобы вмешаться в него и повернуть сообразно своим интересам. 

Целевая аудитория определяется как  собрание людей, имеющих общие характеристики и уязвимость, что делает их восприимчивыми к проведению психологических операций. Для этого необходимо иметь общее представление о классификации аудитории. Аудитория членится на конечную и промежуточную. На конечную направлено внимание  операции, а промежуточная выступает в качестве  передаточного механизма, ведущего к конечной аудитории. Аудитория может быть явной, на которую было направлено воздействие изначально, и неожиданной, которая получила сообщение случайным способом.

Другая классификация членит аудиторию на группу, категорию и совокупность. Группа – собрание людей, связанных общей деятельностью, целью. Категория – собрание людей имеющих  общие демографические характеристики. Совокупность – общий географический район.

Модель информационной войны предполагает двухступенчатую  систему коммуникации. Это  значит, что сначала информация поступает к, так называемым, лидерам мнений, а затем  распространяется на остальное население. Лидеры мнений – это наиболее активные члены общества, которые больше других проявляют интерес к новостям, лучше других информированы о происходящих событиях. Лидеры мнений составляют всего 10-20 % населения, но наличие этой группы позволяет  проводить воздействие с меньшими интеллектуальными и материальными затратами. «Нам лучше обработать одного журналиста, чем 10 домохозяек. Мы работаем не с людьми, а с каналами» [15] . Лидер мнения весьма выгодный канал коммуникации, выступающий в роли  мини- СМИ для определенной группы  населения. К лидерам мнений относят и ключевых коммуникаторов – тех, кто  связан с властными структурами, кто принимает политические решения. Кроме того, что они распространяют информацию, они способны воздействовать на определенные круги общества, поэтому их переубеждение особенно эффективно. Высшее лицо организации более других сориентировано во внешний мир. Его можно представить в функции переводчика текстов внутренней системы во внешние и наоборот, поскольку он знает внутренний и внешний языки. Если же ключевые коммуникаторы оказываются враждебно настроенными  по отношению к вводимым сообщениям, то предлагаются следующего вида маневры: усилить  межличностное общение  с коммуникатором для получения поддержки, постараться уменьшить его влияние на аудиторию, найти других ключевых коммуникаторов, изменить свою линию убеждения. Кроме специфических характеристик аудитории учитывают и  общие психологические принципы при работе с общественным мнением. Человек сознательно культивирует в себе ряд барьеров, которые ставят заслон на введение в него информации. Различают три вида таких барьеров: избирательное внимание, избирательное восприятие, избирательность призыва. В случае избирательного внимания потребитель отбирает только те сообщения, которые соответствуют его интересам, и отбрасывает иные. Он как бы хочет услышать то, что он хочет. Преодолению этого барьера способствует повторение. Избирательное восприятие говорит о том, что люди стараются избегать конфликтной информации, а отбирают лишь ту, которая соответствует их представлениям. Поэтому не имеет смысла влиять на «чужих»  во  время избирательных кампаний, поскольку они находятся в своем замкнутом информационном мире (читают свои газеты,  слушают своих депутатов). Избирательность призыва - обращают снимание на те сообщения, которые помогают им удовлетворить свои интересы. Людям с высшим образованием лучше  предоставлять два вида аргументов, если же пред нами аудитория со средним  образованием, то для нее лучше оставить только позитивные аргументы. Если аудитория настроена дружественно, ей  достаточно позитивных аргументов, если аудитория  критична, ей следует дать оба вида аргументов.

Точки уязвимости

Изучение аудитории необходимо, чтобы определить точки уязвимости противника, разобраться в культурных, политических, экономических условиях существования данной аудитории. Любая система, на которую воздействуют, обладает  тем или иным набором слабых мест, точек уязвимости. Помощь в направлении построения агрессии могут  оказывать стереотипы. Можно использовать предрассудки: расовые, классовые, антисемитизм, антифеминизм и т.д. Например, в Дагестане  со стороны чеченских боевиков распространялись листовки, которые акцентировали следующее: «Солдаты и офицеры, у вас нет проблем на территории Дагестана, все ваши проблемы дома, где  новые русские и евреи забавляются с вашими женщинами и жрут водку» [16] . Точкой уязвимости для солдата избрано противопоставление социальное и этническое. Поиск слабых мест противника традиционно предваряет любую информационную кампанию. При СССР в КГБ даже  существовала специальная служба, которая занималась только этим. «Несколько десятков опытных и интеллигентных людей, специализирующихся по политическим, военным или экономическим проблемам, выявляют уязвимые места в позиции международных  оппонентов Советского Союза или изобретают факты, предание которых гласности ставит оппоненте в затруднение, заставляет оправдываться,  искать  виновных на своей стороне, терять уверенность в переговорах» [17] .

Резонанс

Если знание о точках уязвимости обеспечивает вход в систему массового сознания, то резонанс позволяет сообщению широко распространиться в ней. Резонанс также может быть создан  присоединением к мнению большинства, поскольку человек не любит оставаться в одиночестве. Отсюда возникает проблема манипуляции  опросами общественного мнения, которые призваны подтолкнуть к принятию того или иного решения.

Канал

После того как разработано ключевое сообщение для целевой аудитории производится поиск оптимального канала. Теория информационных войн предполагает использование  нескольких каналов для одного сообщения. Размещение его в разных источниках  обеспечивает ему большую достоверность, когда сообщение попадает в центр принятия решений. Кроме того, при многоканальном воздействии аудитория получает сообщения одного типа по множеству каналов. В окружении начинает  циркулировать меньшее число противоречащих сообщений, поскольку одно и то же сообщение будет услышано из разных источников. Так как определенный канал имеет выход на членов аудитории, не связанных другим каналом, многоканальность позволяет охватить более широкий круг населения. 

Преимущественно  в информационных войнах используют все многообразие каналов СМИ. Феномен СМИ заключается в преобразовании ситуации в соответствии со своими интересами. Реально канал кодирует ситуацию так, как это следует из его специфических возможностей. В ряде случаев из набора ситуаций СМИ  начинают раскручивать  только некоторые из них.

Все современные коммуникаторы в сильной степени опираются на телевизионный канал, без использования которого уже никто не может стать лидером. Последние информационные кампании показали важность  контроля  визуальной составляющей коммуникации. Визуальное сообщение  лучше воспринимается, дольше хранится и ощущается как истинное. Военные  действия в Персидском заливе показали  результаты такого контроля: не было фотографий подбитых американских танков или убитых раненых солдат.

Кроме этого в теории информационных войн предлагается более активно использовать менее традиционные каналы, такие, например, как слухи, поддерживающие системы межличностной коммуникации. Неформальное движение рассматривается как удобный канал для распространения нужного вида сообщений. Из-за своей узкой направленности оно четко удовлетворяет  индивидуальным интересам своих членов.

Информационную войну в гуманитарной сфере, прежде всего, связывают с психологической войной и пропагандой. Если военные действия в технической сфере направлены на физическое разрушение противника и имеют больше общего с  силовым решением конфликта, то гуманитарные формы ставят целью изменить структуру мышления противника, ход его  рассуждений и процесс принятия решений. В результате противник, подвергшийся информационно-психологическому воздействию должен  изменить поведение в соответствии с интересами инициировавшего войну. В большинстве случаев объект информационной атаки не догадывается, что он подвергался воздействию, ему кажется, что все решения он принимал самостоятельно и добровольно. В этом контексте становится понятной значимость СМИ, непосредственно через которые происходит формирование общественного мнения, осуществляется влияние на процесс принятия политических решений в стране. Журналистов используют в целях, которые требуются на данный момент. Таким образом, СМИ  не столько объективно информируют общество о реальности,  сколько интерпретируют ее в интересах организовавшего войну. В современном мире благодаря открытости обществ и  последним информационным технологиям были созданы благоприятные условия для широкого распространения информационных войн. Теперь информационно-психологическое воздействие является  естественным компонентом  любого политического конфликта, как в международной, так и во внутренней политике.  Информационные войны имеют много общего с  коммерческой рекламой и пи-ар. Все эти операции используют в своей работе понятие коммуникативной модели общества и  имеют схожие методы воздействия. Общность методов приводит к отличиям только в более серьезной технической подготовке, более существенной исследовательской базе по изучению целевой аудитории, масштабности и агрессивности. Для удобства дальнейшего изучения в данной работе предлагается  использовать поддерживаемое некоторыми теоретиками разграничение понятия информационная война на психологическую войну, которая ведется против внешнего врага, и пропаганду – воздействие, осуществляемое на собственное население. «Аудитория, на которую направлены психологические операции, как правило, чужая, пропаганда направлена на свою аудиторию. Пропаганда более долговременна,  поэтому может уделять больше внимания контексту, чем тексту, имеет множество целей. Психологические операции более кратковременны и ограничены в целях. Пропаганда нуждается во множестве текстов, для нужного результата в психологической операции достаточно одного» [18] . В соответствии с этим рассмотрим разнообразие целей, которые ставят перед собой психологические операции и пропаганда. Полевой устав армии США следующим образом определяет  задачи психологических операций: «…вызывать в различных группах эмоции, установки или поступки, которые могут  способствовать достижению национальных интересов. С учетом этого  психологические операции оказывают влияние на политические решения, способность руководить и командовать, волю к борьбе, желание повиноваться и желание оказывать поддержку. Это запланированное  использование средств, форм и методов распространения информации для оказания воздействия на установки поведение людей» [19] . В США и Великобритании для проведения психологических операций созданы соответствующие государственные органы, системы подготовки кадров, научные школы, разработаны концепции и доктрины.

Психологические операции делятся на 3 типа: стратегические, оперативные и тактические. Стратегические работают на появление эффекта в обозримом будущем, они направлены на большие аудитории. Целью этих операций может быть  поддержка и обоснование политики государства за рубежом, что включает в себя поддержку контрэлит, усиление друзей и ослабление врагов среди лидеров, поддержку расхождений между гражданским и военными элитами. В информационную политику государства, кроме защиты национальной безопасности в этой сфере входят задачи по формированию позитивного имиджа страны в зарубежных СМИ, распространение в мировом  информационно - культурном пространстве национальных идей и символов которые бы эффективно  представляли страну.

Оперативные операции направлены на региональные целевые аудитории. Их цель – психологическая подготовка к возможному вводу войск другим государством, увеличение недовольства населения и вооруженных сил противника действиями правительства.

Тактические операции призваны поддерживать  непосредственно военные действия. Они кратковременны, их цель – понизить военный дух конкретного, расположенного перед армией противника, а также создать благоприятный имидж армии, усилить желание иностранцев поддерживать ее.

Цели пропаганды  во время войны: мобилизовать  и направить ненависть против врага, убедить свой народ в правильности действий союзников и поддержать сражающихся, развивать дружбу  с нейтральными странами, развить чувство дружбы со странами, которые сражаются вместе с нами

На современном этапе развития пропаганда, психологические операции относятся не только к периоду военных действий, а являются одним из инструментов политики и в мирное время. Они используются в вопросах обеспечения национальной безопасности, во время проведения военных и специальных операций, для воздействия на политические системы и баланс сил  в различных странах. Происходит процесс все более тесной интеграции психологических операций с другими областями, они становятся постоянным элементом  внутренней и внешней политики государства.  Естественно, что каждая страна попадает в сферу схожих операций со стороны других стран. Существование информационно - психологического воздействия является неприятной, но органической частью политической и социальной системы демократического  государства, в котором отсутствуют жесткие ограничения на циркуляцию информации, свойственные странам с тоталитарным строем.

Теоретически, любая информационная война должна содержать три этапа,  где каждый  последующий шаг опирается на предыдущий. Сначала происходит разрушение старой модели мира у противника, что  позволяет освободить нишу для проведения следующего этапа. Затем вводится новая информация в отношении старых моделей, зачастую противоположная, и в конце  осуществляется введение информации о новых объектах. Подобная схема позволяет перейти от введения  информации к введению нового типа поведения, опирающегося на новую информацию, что оказывается возможным из-за произведенного изменения модели мира у потребителя этой информации. Выделяют следующие виды элементов, трансформирующих информационное пространство:

- ложные факты, представляющие собой специально придуманные факты, призванные воздействовать на сознание в нужном направлении;

- ложные рассуждения, например акцентирующие эмоциональные, а не рациональное осмысление  фактов;

- обычные факты, введение которых меняет приоритетность фактов, уже записанных в массовом сознании на первых местах;

- стандартные рассуждения, которые позволяют опираться на  введенные факты, прийти к нужным выводам;

Система рассуждений противника, отталкиваясь от новых элементов, должна прийти к новым решениям. «Всякое сопротивление партнера говорит о том, что полученная им информация оказалась недостаточно эффективна. Тогда, чтобы продолжать борьбу нужно опять выдавать информацию – более значительную, чем выданная ранее, чтобы добыть в обмен информацию о том, что выданная достигла цели. Это выражается в приведении новой, более веской аргументации. Наступающий выдает все новую и новую информацию» [20] . Реально по этой модели развивается любая информационная кампания. При этом интересно, что основные факты особо не меняются, наращивание новой информации идет на периферии основного обвинения, включая новые дополнительные подтверждения при сохранении старой линии.

Манипулирование СМИ

Особенности информационного пространства противника диктуют выбор методов ведения информационной войны. Эти методы являются общими для психологических войн, пропаганды и избирательных технологий. В своей основе они имеют принципы, разработанные коммерческой рекламой. Использование этих методов предполагает прямое манипулирование СМИ и  журналистами в своих интересах. Это может происходить напрямую, когда зависимые СМИ транслируют точку зрения хозяина и ведут информационную войну в его интересах. С другой стороны это может быт скрытое манипулирование масс-медиа. В этом случае организатор информационной войны должен обладать мощными интеллектуальными ресурсами, чтобы переигрывать прессу на ее же поле.  Речь может идти о формировании так называемой «повестки дня», то есть событиях, которые попадают каждый день в поле зрения масс-медиа. Можно поворачивать ситуацию таким образом, что внимание СМИ будет привлечено  к событиям, в освещении которых мы заинтересованы. Событие становится событием только тогда, когда попадает на экраны телевизоров. Происходит резкое ограничение возможных тем для обсуждения. СМИ навязывают  аудитории не только темы, но и  свои интерпретации событий.

Профессиональное построение информационной кампании подразумевает искусственное создание «псевдособытий», разного рода информационных поводов, с помощью которых   инициаторы войны привлекают журналистов к освещению интересующих их тем. Высокий профессионализм  проявляется в создании самотранслируемых тем, которые, тем не менее, отвечают нашим пропагандистским интересам. Определенный материал подается в такой форме, чтобы представлять интерес для СМИ. В конечном итоге это приводит к распространению публикаций, обсуждению  темы даже среди тех СМИ, которые не относятся к данному пропагандистскому центру.  В случае с зависимыми масс-медиа, можно привести пример использования методов по изменению масштабов события, когда оно в процессе информирования о нем меняет свой статус. Ситуация реально является многосторонней, поэтому для ее описания могут  избираться те или иные ее аспекты. Плохие новости придерживаются, а акцент делается на успехах. Получается, что СМИ выполняют роль привратников, решающих какое сообщение пустить, а какое нет.

Разведка

Среди основных методов по непосредственному использованию СМИ в информационных войнах находятся война компроматов, утечки информации, дезинформация. Использование этих методов связано с разведывательной деятельностью в информационной войне. В классическом понимании разведки мы имеем сбор информации, оценку ее достоверности и объединение отдельных фактов в аналитическую картину. Информация поступает как от иностранцев, делающих это случайно или специально, так и от технических средств информации (спутниковая фотосъемка, прослушивание и т.д.). В условиях быстрого развития  международных открытых сетей типа Интернет и присоединения к ним большинства стран кардинально меняется идеология  ведения разведки,    в которой  основной акцент теперь делается на использовании новейших информационных технологий для добывания конфиденциальной информации.

Разведка включает в себя полный набор коммуникативных процессов: работа с фактами:  собирание, оценка достоверности, аналитическая работа, сопоставление факта с системой;

Работа с  носителями фактов: вербовка, допрос

Распространение фактов: пропаганда, политические акции, поддержка необходимых СМИ.

Под пропагандой имеется в виду передача небольших сумм денег иностранным журналистам для написания выгодных нам статей. Политическая акция – это поддержка более значительными суммами партий, политических объединений,  с целью изменения баланса сил в собственной стране. Пропаганда выгодна еще и тем, что  те же статьи рассылаются через ЦРУ в другие государства, где перепечатываются.

Организация утечек информации

В западных СМИ широко распространена практика  использования журналистов в целях разведки. В  крупных изданиях  это работой постоянно  занимается один из журналистов, причем и его коллеги и широкая публика зачастую знают о его сотрудничестве со спецслужбами. Его деятельность в большинстве случае ни для кого не является тайной. Эти журналисты занимаются литературным оформлением информации спецслужб, которую те не хотят легализовать сами. Иначе говоря, происходит организация утечек информации в целях спецслужб. Речь идет не   о единичных «сливах» и не об обслуживании интересов отдельных  людей в спецслужбах. Это целенаправленное и многолетнее проведение активных мероприятий в интересах национальной безопасности государства. «Надо ЦРУ надавить на Китай  - публикуется статья о том, как журналисту в руки попали секретные данные о поставках в Китай новых ракет. Надо сорвать  участие России в миротворческой операции в Косово – публикуются выдержки из секретного доклада ЦРУ о том, как русские спецслужбы пытаются вербовать иностранных миротворцев» [21] .

Кампании по дезинформации

Определенные  объемы работы в рамках информационных войн осуществляются в сфере  порождения отвлекающей информации. Она может быть отвлекающая от действия - это  пример заблуждения  Сталина в отношении начала военных действий, заблуждения Гитлера  о месте высадки войск союзников. Это типичная ситуация, когда  наличествует ряд  противоречащих друг другу указаний. В подобной ситуации и возможно принятие неправильных решений.

Мифологизация

Другая категория методов связана с мифологизацией, которая сопутствует любому конфликту. В большинстве случаев она связана с широким применением метафор, проведением выгодных ассоциаций.

Специальная  информационно-аналитическая комиссия при правительстве России в 1995 году провела работу по  созданию антимифа относительно чеченского кризиса, который можно было бы противопоставить западной версии.  Было отмечено, что у руководителей западных стран сложился мифологический комплекс представлений о действиях России в Чечне. Предлагалось следующее: « Более правильным было бы развитие представлений о ситуации в Чечне как типовом региональном конфликте в пограничной зоне взаимодействия западной (христианской) и восточной (мусульманской) цивилизации, еще точнее как о типовом в общемировых координатах сепаратистском мятеже, опыт подавления которых имеет любая демократическая страна» [22] . Реинтерпретация  подключается к хорошо известной на западе парадигме Хантингтон, где будущие войны трактуются как войны цивилизаций. Если в парадигме «демократия- авторитаризм», растиражированной западными СМИ, западный человек выбирает демократию, то в парадигме «христиано-мусульманский конфликт» он естественным образом выбирает сторону  христиан, то есть России.

Чтобы оправдать введение войск во время войны в Персидском заливе, американцы применили отсылки на уже имеющиеся в общественном сознании мифологические представления. Если в  случае войны с японцами противника легко можно было обозначить как «желтый дьявол», то в случае этой войны не было возможности задать подобное расовое отличие – и стой, и с другой стороны были представители арабской национальности. Поэтому для обозначения Кувейта и Саудовской Аравии  был придуман термин «страны потенциальной демократии». Это позволило задействовать мифологию, в соответствии с которой США выступают как защитники демократии во всем мире.

В рамках этого метода во время конфликта происходит героизация своей стороны и демонизация  стороны противника. Героизация  обеспечивается за счет  демонстрации отсутствия своих убитых и раненых, помощи гражданским лицам, героических действий своих солдат. Демонизация  обеспечивается за счет создания негативного имиджа  лидера противника (наркоман, коррупционер, сумасшедший),  наличия убитых и раненых,  демонстрации зверств по отношению к мирному населению, разлада и дезертирства в чужой  армии.

«Упаковка» сообщения происходит при помощи метафор, визуальных имиджей, отсылок на мораль, таким образом, задается отношение к сообщению. Если мы возьмем  интерпретацию Чечни российскими масс-медиа во время первой кампании, то сразу вспоминаются «бандформирования», «чеченская мафия», «лица кавказской национальности»,  которые дали возможность  представлять эту ситуацию как однозначно связанную с нарушением нормы. С другой стороны, в качестве  исторических примеров появилось упоминание о войне России на Кавказе как доказательство невозможности реальной победы в такой войне, как  исторический опыт  всплыл и Афганистан. Визуальные имиджи дополняли эту картину тем,  что показывали  российских солдат всегда в каком-то странном виде: вне формы, это всегда почти дети, которые непонятно зачем заброшены на произвол судьбы.

Слухи

В США, Великобритании, Швеции при организациях ответственных за национальную безопасность, функционируют специальные структуры, ответственные за работу со слухами. В этих государствах понимают значимость этого канала коммуникации и осознают необходимость держать его под контролем, а также искусственно воздействовать на общественное мнение, создавая  нужные слухи внутри своей организации. Снятие защиты имеет место, когда человек из-за нехватки  реальной информации впитывает любые варианты, готов поверить любому слуху. Лишив человека официальной информации,  мы выталкиваем его  на поиск  слухов.  Наличие такого канала говорит о том, что  население все еще не получает достаточного объема нужной ему информации через СМИ.

Слухи  – очень мощное оружие, но должны быть хорошо подготовлены и находиться под контролем. Три характеристики слухов подчеркиваются особенно: источник должен быть привлекателен для аудитории и  должен пользоваться ее доверием, содержание слуха должно содержать доверие, получатель слуха становится его передатчиком, распространяя сообщение дальше. Слухи должны быть краткими и простыми, поскольку подлежат  устной передаче. Определить правильный фактаж для слуха, зная  имеющиеся стереотипы, этноцентризм и  предубеждения.  Слух питается такими эмоциями как страх,  ненависть и надежда. Не менее важной его составляющей могут стать суеверия людей.

Три типа противодействия слухам:

- исключение мотивирующей ситуации или интереса к ней;

- обнародование фактов о данной ситуации, чтобы удовлетворить интерес целевой аудитории;

- в некоторых ситуациях более благоприятным становится игнорирование слуха. Его перевод из устной формы в официальную начинает способствовать распространению слуха, привлечению лишнего внимания. В результате в обществе появляются настроения типа «дыма без огня не бывает»,  и слух начинает трактоваться как правдивая информация.

Кроме этих общих широко распространенных методов рассмотрим ряд более  специфических, систематизированных политологом М. Григорьевым, к которым прибегают журналисты и организаторы  кампаний в информационных войнах [23] .

Утвердительные  заявления. Распространение различных утверждений, которые представлены в виде факта, при этом подразумевается, что  эти заявления самоочевидны и не требуют доказательств.

Победившая сторона. Эксплуатируется желание людей быть на стороне победителя. Аудитория убеждается действовать так,  чтобы оказаться на выигравшей стороне, быть как все. Создание иллюзии победы нашей стороной.

Принуждающая пропаганда.  Повелительное наклонение слоганов.

Использование  ценностных слов (относящихся к основным ценностям общества). Использование  эмоционально интенсивных слов, которые тесно связаны с основными ценностями и являются убедительными без дополнительной информации.  Апелляция к чувствам свободы, любви к стране,  дому, желанию мира. (Вообще для описания действий нашей стороны используется один набор слов -  позитивный, для описания действий противника – негативный).

Неопределенные выражения. Использование ценностных слов, но  неопределенных выражений с не уточненным положительным смыслом. Аудитории предоставляется возможность искать собственные интерпретации.  Например, лозунг  - «Мы добьемся правды».

Опережающее использование затруднительного вопроса или проблемы. Использование вопроса или проблемы затруднительной для другой стороны, с одновременной подготовкой  пропагандистского мероприятия, чтобы спровоцировать  другую строну на невыгодные для нее действия.

Перенос положительного образа. Проекция позитивных качеств человека (авторитет, престиж)  или  какого-либо предмета или объекта или  моральных ценностей на другого человека или группу. Жан Леканю – «французский Кеннеди». Использование авторитетов, групп влияния. Использование  авторитетных известных целевой аудитории людей и групп. Это могут быть политические деятели, деятели культуры, актеры, руководители предприятий и т.д.  Доверие к представителю группы влияния, его известность, личные достоинства. Например, во время второй мировой войны  в СССР была создана организация «Свободная Германия», состоявшая из немцев, захваченных в плен, среди которых было много высокопоставленных и авторитетных офицеров. Эта организация использовалась для ведения психологических операций и пропаганды против немецких вооруженных сил.

«Такой же, как все, как мы». Идентификация человека с целевой аудиторией. В психологических операциях для завоевания доверия населения территории противника используются особенности местного языка (характерные идиоматические выражения, шутки, произношений грамматика),  социальные и культурные особенности данной территории, солдаты показываются в виде простых людей, а образ политических лидеров очеловечивается. Съемки и фотографии кандидата с семьей, детьми на природе,  хобби.

Наименьшее зло. Суть метода состоит в мягком признании того, что  определенное лицо или курс является неприятным, но  любой альтернативный приведет к результатам  намного худшим.

Использование пугающих  тем и сообщений. Один из самых эффективных способов воздействия на аудиторию. Страх обеспечивает сплочение членов группы и стимулирование тех или иных ее поступков.  Компоненты:

- угроза (жизни, имуществу,  благосостоянию, статусу, безопасности);

- как избежать угрозы. Предложить четкие  и простые инструкции как избежать угрозы или  уменьшить ее ущерб.

- уверенность аудитории. Целевая аудитория должна быть уверена в том, что  эти действия будут эффективны, и она в состоянии их выполнить.

Выборочный подбор информации. Специальный подбор тех фактов, которые являются более выгодными для одной из сторон.

Игнорирование. Метод основан на предположении, что негативная тема, остающаяся на слуху,  приносит больший ущерб, по сравнению с темой, появившейся на короткий промежуток времени.  Наиболее эффективен в случае незначительности темы, небольших ресурсов другой стороны для ее раскручивания, а также в случае высокой достоверности негативной информации.

Отвлекающая пропаганда.  Отвлечение  и перенос внимания аудитории с тем пропаганды, на другие темы.

Уменьшение значимости темы.  Перенос акцентов на менее негативные элементы темы, кратком затрагивании и неупоминании темы.  Используется совместно с методом отвлекающая пропаганда.

Превентивная пропаганда и опережение.  Метод состоит в превентивном  использовании пропагандистской темы, которая может быть использована другой стороной, с измененными и смягченными компонентами или элементами для уменьшения доверия к теме.

Общественное неодобрение. Создание иллюзии неодобрения тех или  иных действий со стороны общественного мнения.  Заставить целевую аудиторию отказаться от выполнения тех или иных действий, а также стимулировать у нее создание негативного образа.  Осуществляется с подбором различных групп влияния, «представителей различных слоев населения»,  различны социологических опросов.

Неопределенные  выражения и намеки, несущие негативную окраску.

Аудитории предлагается возможность самой находить  собственные интерпретации. Используется против отдельных людей, групп,  идей и эксплуатирует  общественные стереотипы и  латентные подозрения. «Ну, вы понимаете, как обычно живут такие чиновники как Н».

Ограничительные меры. Ограничение доступа аудитории к информации другой стороны.  Они никогда не бывают полностью эффективными.  В избирательных кампаниях это выражается в  работе по сбору и уничтожению наглядной агитации противника,  нарушению циклов ее производства и распространения.

Имитационная дезинформация.  Внесение изменений в пропаганду другой стороны, которые придают ей другое направление,  снижают доверие к ней,  создают негативный образ.  В психологических операциях состоит в подмене листовок, распоряжений, приказов противника,  на специально подготовленные. Которые создают дезорганизацию,  снижают доверие к властям стороны противника.

Перенос неодобрения и негативного образа.  Метод состоит  в неодобрении целевой аудиторией персон, действий или  идей через демонстрацию  тех групп, которые  одобряют данные идеи или действия, поддерживают эти персоны, но относятся к числу имеющих низкое доверие. Тех, кого боятся, ненавидят или презирают. Состоит в проекции негативных качеств  человека, предмета или моральных ценностей на другого человека или идею, чтобы дискредитировать его.

Наклеивание ярлыков. Эксплуатация предрассудков и стереотипов населения через наклеивание ярлыка на объект. Например, во время  психологических операций против  полевого командира Ахмад Шаха Масуда, вооруженные силы демократической  республики Афганистан пытались связать с ним таки понятия, как предатель и убийца мусульман, диверсант, слуга и раб  американцев и китайцев.

Псевдологические выводы. Логические выводы делаются на основе специально ограниченного массива информации. Часто используется при проведении   социологических опросов.

Замена источника сообщения. Для  уменьшения доверия к тому или иному факту приводится источник, не заслуживающий доверия. Для того чтобы избежать предположений в ангажированности и таким образом, увеличении доверия к сообщению,  производится дистанцирование и приводится какой-либо независимый источник. В качестве распространенного варианта выступает публикация сообщения в зарубежных странах с последующей републикацией со ссылкой на зарубежный источник. Традиционные средства массовой информации несут ответственность за распространяемые ими сведения. Слухи же, передающиеся через Интернет – анонимны. Но затем газеты и телевидение получают возможность ссылаться на Интернет. То есть происходит так называемое «отмывание» черной информации.

Формирование окружения. Метод состоит в специальном формировании информационного окружения вокруг того или иного факта для снижения, или напротив, его пропагандистского эффекта. Например, если факт, действительно имевший место, подается в окружении ложной информации, это приводит к снижению к нему доверия. Одной из вариаций этого метода является создание непрерывного потока сообщений, которые не позволяют сосредоточиться на каком-либо единичном факте, что снижает пропагандистский эффект.

Методы контрпропаганды

Параллельно с активным информационно-психологическим воздействием на противника в войне обязательно проводить акции по борьбе с его пропагандой, направленной на наше население и международную общественность. Это оборонительная составляющая информационных войн.

Если от противника поступает негативное сообщение в наш адрес, то есть ряд приемов, которые можно использовать, чтобы нейтрализовать его:

Ввод нового сообщения или события. Может быть искусственно создано новое событие, цель которого отвлечь внимание от другого, негативного, заслонить его. В итого общественное мнение уводится в сторону. Аналогично этому может использоваться прием введения нового отрицательного события, которое затем эффективно опровергается, поскольку вводилось создателями самого отрицания специально для демонстрации неадекватности других обвинений.

Акцент на  негативе противника (по принципу «сам дурак»). В любом случае мы уничтожаем  исходную информацию путем введения ее суррогатных  заменителей

Прямое опровержение. Должно быть достоверным и быстро достигать аудитории, чтобы не дать проявиться разрушительному эффекту сообщения противника. Однако этот тип опровержения одновременно привлекает внимание и служит распространению враждебной информации.

Непрямое опровержение. Направлено не на повтор сообщения, а на другие его характеристики, например на борьбу с  достоверностью оппонента.

Молчание. Иногда лучший метод, чтобы не распространять чужого сообщения. Опирается на тот факт, что при отсутствии информационной поддержки кампания «выдыхается», поскольку общественное внимание оказывается занято новыми фактами, поступившими за последнее время.

Минимизация. Акцент на моментах, которые положительны по отношению к себе. Описать данное действие  иным способом, который носит благоприятный характер.

Предупреждение. Упреждающий разговор на темы, которые предположительно будут подняты противником. Раннее введение «прививок» к будущему появлению отрицательного события

Вынос сообщения за пределы информационного поля

Объявление всех подлинных  перехваченных документов подделками стало одним из излюбленных методов дезинформации, взятых на вооружение ОГПУ и Коминтерном. То есть, по сути,  информационная борьба в этом случае ведется в другой плоскости: не опровержение (что было работой в той же плоскости), а выведение сообщения за пределы данного информационного поля.

Указание не неправдивость оппонента является стандартным приемом. Использование сообщения «вам говорят неправду» при работе с солдатами противника является одной из форм воздействия.

В общем виде проблему нейтрализации можем представить  в качестве попытки предложить новый контекст, в рамках которого вводимое отрицательное событие уже не будет трактоваться чисто негативно. Примеры контекстов:

- негативная ситуация была инициирована врагами;

- негативная ситуация создавалась не против нас;

- временный характер негативной ситуации;

- негативная ситуация активно изживается.

Одной из  типичных  ошибок в области  психологической войны является коррекция вражеской  пропаганды, вследствие чего пропагандист одновременно восстанавливает в памяти своей аудитории негативные аргументы  своих противников. Как и в рекламе от пропагандиста требуется, чтобы его сообщение было  позитивным, а не негативным. Пропагандист должен представлять только свою точку зрения.

В типологии информационных войн в данной работе уже была обоснована необходимость разграничивать понятия информационная война и война информационной эры. Последняя подразумевает чаще всего ведение боевых действий с помощью современных информационных технологий. Информация здесь необходима как средство подавления противника на реальном поле боя. 

«После второй мировой войны с помощью технических средств добывается все большее количество необходимой информации, сейчас, вероятно, до 80-90%. Технические методы сбора информации обладают рядом преимуществ, которые способствуют все более широкому их применению: относительная безопасность исполнителей по сравнению с агентурной разведкой и несомненная точность и актуальность информации» [24] . Информационная инфраструктура общества – мишень для информационного оружия. Но  в первую очередь информационное оружие  нацелено на вооруженные силы,  предприятия оборонного комплекса, структуры безопасности. Атаки инфраструктуры -  удары наносят по  телекоммуникациям или транспортным системам. Универсальность, скрытность,  многовариантность форм программно-аппаратной реализации, радикальность воздействия, достаточный выбор места и времени применения, наконец, экономичность делают информационное оружие чрезвычайно опасным. Оно позволяет вести наступательные действия анонимно, без объявления войны. Классификация Мартина Либицки рассматривает эти методы в рамках следующих форм - командно-управленческой войны, разведывательной, электронной, экономической, кибер-войны и хакерской войны [25] .

Командно- управленческая информационная война

Во время войны в Заливе успешность военных действий американцев во многом была обеспечена  предварительным  разрушением структуры командования и управления  войсками противника.  Им удалось добиться, таким образом, дезориентации  иракских войск и  неэффективности  их военных действий. Разрушить структуру управления войсками противника можно, направив удар на  лидера армии, штаб командования – «голову», или сеть коммуникаций, соединяющих  командование с основной массой войск – «шею». Удар по «голове» - это испытанный прием всех военных операций с древности.  Сюда относится и захват вражеского короля, истории с наемными убийцами. Последние примеры – поиск месторасположения Осамы Бен Ладена и Садамма Хуссейна. Штабы командования противника легко распознать по большому количеству коммуникаций, которые их окружают, постоянному движению больших потоков информации. Современные информационные технологии дают возможность использовать этот метод по новому.  Теперь коммуникации противника можно разрушить  не только при помощи бомб,  или физической атаки, а через компьютерную систему, например, перекрыв подачу электричества, глуша их радиоволны, внедрив вирусы в их  компьютерную сеть. Удар по «шее», разрыв связи между командованием и основной армией, позволит отделить «голову» от «туловища», тем самым   противник потеряет дееспособность.  Чтобы использовать этот способ, нужно точно знать, каким образом происходит коммуникация противника, насколько важно  командованию врага постоянно поддерживать связь с армией. Каждому действию в информационной войне  должна предшествовать тщательная исследовательская и разведывательная работа, чтобы оно принесло рассчитываемый результат. Например, во время войны во Вьетнаме,  разрушение связи между армией и командованием не имело ожидаемого эффекта, поскольку  стратеги в США не учли особенности вьетнамских традиций в ведении войны. Оказалось, что во Вьетнаме, в отличие от США, отдельные подразделения армии  обладают   большой независимостью, и они способны самостоятельно планировать военные действия, организовывать сопротивление без  верховного командования в течение длительного времени. Таким образом, «удары по голове и шее»  не дали никаких положительных результатов. Кроме того, уничтожение лидера или командования, может привести к такому неприятному эффекту как распространению неконтролируемой партизанской войны.

Разведывательная война

Традиционно командование армии получает от разведки информацию о месторасположении противника, его качественных и количественных характеристиках. Это необходимо, чтобы планировать дальнейшую военную деятельность. Современная разведка благодаря развитию информационных технологий может обеспечивать командование беспрецедентным количеством информации о противнике. В арсенале разведчика последние  технические  разработки:  сенсоры 4х типов. Это далеко удаленные сенсоры (космические, сейсмические,  акустические), близко удаленные (непилотируемые воздушные аппараты, микроволновые радары, наземные  и наводные радары),  внутренние (акустические, гравиметрические, биохимические, оптические), сенсоры оружия.  Основная работа разведчика сегодня состоит в адекватном анализе полученной информации, способствующем принятию эффективных действий. Оборонительная составляющая этого типа войны включает работу по «обману» сенсоров, когда они  не уничтожаются сами по себе, но нарушаются так, чтобы передавать установившему их неверную информацию, чтобы противник не мог  правильно оценивать ситуацию и  принимать правильные решения.

Радиоэлектронная война

Это особый вид радиоэлектронной борьбы, призванный нарушать или затруднять функционирование  электронных средств противника путем излучения, отражения электромагнитных сигналов, акустических и инфракрасных сигналов. Эта борьба осуществляется автоматически наземными, корабельными и авиационными системами постановки помех. Сюда входят способы по глушению радиосигналов противника, радиостанций, радиоперехваты, нарушение  правильной работы радаров посредством введения ошибок в компьютерную сеть.  В итоге, ракеты противника можно заставить отклониться от курса  и бить мимо намеченной цели.

Хакерская война (компьютерные войны)

Целью нападения может быть  полное разрушение компьютерной системы, ее временный выход из строя, программирование на выдачу ошибочной информации, кража информации или услуг. Нападение может осуществляться как на военные информационные системы во время   конфликта, так и в мирное время. Атакующее информационное оружие этого типа широко распространено и многообразно. По мнению Расторгуева, точнее называть информационным оружием средства уничтожения хищения, искажения информационных массивов, средства дезорганизации  работы технических  средств, компьютерных систем.

Компьютерные вирусы, «черви», разрушают программное обеспечение  компьютерных систем. Они способны  размножаться, внедряться в программы, передаваться по линиям связи, сетям передачи данных, выводить из строя  системы управления.

Троянские кони -  фрагмент кода, который скрывается внутри программы, имитируя какую-либо другую программу, например, по охране безопасности. На самом деле во время своего присутствия троянский конь ищет слабые места системы,  затем сообщает о них взломщику. Хорошо написанная программа троянского коня не оставляет следов своего присутствия, и поскольку она не причиняет никакого видимого вреда, ее трудно определить в своей системе.

Логическая бомба -  это тип троянского коня, программное закладное устройство, предназначенное, чтобы запустить в программу вирус, «червя»  в определенное время, или  по сигналу, заданное извне.

Трэпдор (от англ. trapdoor – «лазейка») - механизм, встроенный в программу ее дизайнером, который дает ему возможность проникать в систему, после того как программа была продана или распространена. Например, США могут продавать  определенные виды программ с этим механизмом, затем, во время конфликта,  проникать в систему противника,  чтобы пользоваться его базами данных.

Чипы – производители чипов для компьютеров могут наделять их специфическими функциями, которые полезны при ведении информационной войны. Например, чтобы чип переставал работать через определенное время, взрывался, или издавал радиосигнал, позволяющий определить расположение компьютера.

Нано-машины – мини-роботы, которые могут  наносить вред жесткому диску, проникая в компьютер противника извне.

Кроме того, сюда относятся различные средства подавления информационного обмена в  телекоммуникационных сетях, фальсификация информации в каналах государственного и  военного управления, различного рода ошибки, сознательно вводимые лазутчиком в программное обеспечение объекта.

Информационное оружие этой формы дает возможность решать самые разнообразные задачи в информационных войнах. Вот какой пример приводится в пособии по ведению информационных войн для спецподразделений  войск США. «Предположим, что мы хотим ограничить возможности врага по переброске войск путем уменьшения запасов топлива. Сначала мы должны выявить нефтеперегонные заводы, которые будут наиболее подходящими целями при этой атаке. Потом нужно установить, какие заводы производят больше всего топлива. Для каждого завода нам надо выявить местоположение перегонных емкостей. Мы организуем атаку и, при значительной экономии сил, выводим заводы из строя, взрывая их только перегонные емкости, и оставляя все остальное оборудование нетронутым.

Теперь посмотрим, как надо добиться той же цели в информационной войне. Все современные нефтеперегонные заводы имеют большие автоматизированные системы управления. Эти информационные функции являются потенциальной целью в информационной войне. На ранней стадии конфликта мы выполнили разведывательную информационную операцию по проникновению и анализу системы управления нефтеперегонным заводом. В ходе анализа мы обнаружили несколько уязвимых информационных зависимостей, дающих нам средства воздействия на работу нефтеперегонного завода в нужное нам время. Позднее, в ходе конфликта, в ходе одной из операций по блокированию вражеской группировки мы использовали одно из уязвимых мест. Мы просто остановили эти заводы» [26] .

Экономическая война

Либицки выделяет две ее разновидности. Первая – это информационная блокада, когда страна агрессор перекрывает потоки информации их внешнего мира, необходимые для  процветания государства.  Тем самым, можно поставить экономику страны  на колени. Вторая разновидность - формационный империализм – преобладание информационных продуктов одной страны, экспансия своих ценностей и культуры в различных проявлениях. Наиболее ярким примером являются процессы «американизации» современного мира.

Кибер-война

Этот тип информационной войны пока не существует, но как полагает Либицки, к нему должно привести дальнейшее развитие информационных технологий.
Среди вариантов кибер-войн наиболее понятны для осмысления сейчас семантические атаки и симуляционные войны. Отличие семантических атак от обычного хакерства в том, что система не выводится из строя, не разрушается, она продолжает нормально функционировать, но настраивается таким образом, чтобы выдавать пользователю неверные ответы, неправильно решает поставленные задачи. Симуляционные войны ведутся только в виртуальном пространстве, причем победивший в них признается победителем и в реальном мире.
Информационные войны в технической сфере могут вестись еще с помощью психотропного оружия - технические разработки оружия, которые позволяют управлять поведением людей. Например, после окончания войны в зоне Персидского залива в научно-исследовательских учреждениях Пентагона разработаны средства позволяющие, в частности, создавать на небе голографические изображения исламских мучеников, которые "с небес будут призывать своих единоверцев прекращать сопротивление". Испытания средств уже ведутся. В феврале 1993 г. во время песчаной бури в районе Могадишо (Сомали) солдаты морской пехоты США заметили на небольшой высоте изображение человеческого лица, которое было "не просто знакомым лицом, а являлось изображением Иисуса Христа, каким оно обычно дается в религиозных изданиях, на картинах и скульптурах во всем мире. Изображение сохранялось в течение пяти минут, но этого было достаточно, чтобы вызвать сильное потрясение среди американских солдат, даже самых неверующих. Западные эксперты полагают, что это было "голографическим рисунком", созданным подразделением психологических операций американских войск, действовавших в Сомали.
Имеются также сообщения о так называемом "ВИРУСЕ N-666", который обладает способностью губительно воздействовать на "психофизическое состояние" оператора ЭВМ. Этот "вирус-убийца" выдает на экран особую цветовую комбинацию, погружающую человека в своеобразный гипнотический транс и вызывающую у него такое подсознательное восприятие, которое резко изменяет функционирование сердечно-сосудистой системы вплоть до блокирования сосудов головного мозга

[27]. 

Все многообразие современных информационных технологий приводит к появлению армий нового типа. «Форс 21» - название проекта полной модернизации вооружений и организационной перестройки, успешная реализация которого сулит появление абсолютно новых сухопутных войск США, в которых солдаты, танковые экипажи, пилоты вертолетов и командиры будут в мгновение ока получать информацию с полей сражений с помощью портативных или настольных компьютеров. Такие сухопутные силы обладали бы способностью наблюдать события в масштабе реального времени, и командование имело бы возможность четко и быстро принимать решения и действовать. Вооруженные силы США намерены фундаментально подготовиться к вступлению в грядущий информационный век.

В соответствии с проектом «Форс 21», сенсорные устройства «Глобальной системы ориентации» используют спутниковую информацию для определения местонахождения личности. В сухопутных войсках разрабатывают новые системы коммуникаций, радары и имитационные модели с тем, чтобы в любой момент операции буквально каждый от окопа до штаба знал, где он находится, где дислоцировано его подразделение, где расположился противник и какими должны быть наилучшие варианты действий [28] .

Страны, которые первыми стали разрабатывать различные виды информационного оружия, первыми подняли  вопрос об информационной безопасности как одной из основных составляющих концепции национальной безопасности. Проблемы защиты от информационного оружия  сегодня становятся высшими приоритетами  для   США и других западных стран. Традиционное оружие  осуществляет свои функции за счет перемещения больших объемов энергии, информационное оружие может перемещать небольшие объемы информации, достигая того же эффекта. Традиционное оружие легко детектируется, информационное оружие слабо поддается обнаружению из-за того, что оно практически неотличимо от того контекста, в который внедряется. Информационное оружие по определению не может быть распознано, оно практически неотличимо от поступающего информационного потока: к вредным последствиям приводит его последующая обработка. Почепцов определяет принципиальные особенности информационного оружия следующим образом: « … это асимметрия, благодаря которой отдельный элемент может оказаться сильнее всей системы. Затем, мимикрия, благодаря которой информационное оружие повторяет по форме типичный элемент данной системы, но несет при этом иное содержание, а также адаптация, что позволяет изменять среду в соответствии с требованиями вводимого содержания» [29] . Стандартное оружие направлено на разрушение своего объекта, подлинно  информационное оружие никогда  не разрушает свой объект, а опирается на него для порождения нужных выводов, которые должны привести к требуемым изменениям поведения. Информационное оружие воздействует на  структуру рассуждений человека,  становясь когнитивным. Получателя сообщения переводят к типу поведения противоположному его интересам.

Информационное оружие  принципиально отличается от всех других средств ведения войны тем, что  с его помощью могут вестись необъявленные и чаще всего невидимые миру войны и объектами его  воздействия являются, прежде всего, гражданские институты общества и государства. Информационное оружие, первое «несмертельное» оружие, эффект от воздействия которого, однако, сравним с эффектом оружия массового поражения.

Темпы совершенствования информационного оружия  превышают темпы развития технологий защиты. Запретить разработку или использование информационного оружия, как это сделано для химического и бактериологического вряд ли возможно, хотя уже раздаются голоса о необходимости разработки каких-то международных документов, ограничивающих его использование. Задача нейтрализации информационного оружия должна рассматриваться как одна из приоритетных задач в обеспечении национальной безопасности страны.

Постиндустриальные общества, занимающиеся разработками новых информационных технологий, в первую очередь сами  стали осознавать, какую угрозу может нанести  их странам  это оружие, если вдруг будет направлено против них. С одной стороны их преимущество в том, что информационная война несет в себе более серьезный интеллектуальный компонент, чем это было ранее, поэтому эти  высокоразвитые страны будут иметь  постоянное превосходство,  их уровня будет достаточно сложно достигнуть. Нельзя даже будет понять, что информационное воздействие неслучайно, а несет системный и планомерный характер. С другой стороны, ирония ситуации заключается в том, что страны наиболее развитые в техническом плане, самые информатизированые, являются наиболее зависимыми от информации, от компьютерных систем, без которых уже не  функционирует ни одна  сфера человеческой деятельности. Таким образом, эти страны являются  и самыми уязвимыми в информационной войне. «Как наиболее развитая страна информационного века США будут одновременно наиболее сильной информационной военной силой и в то же время наиболее уязвимыми для эффектов информационной войны, особенно для действий удаленных от непосредственного военного театра. Сильный в этом плане становится и уязвимым, поскольку его инфраструктуры наиболее подготовлены к наступлению, но и наиболее восприимчивы к ответному удару» [30] .

В США ведется большая работа по выработке национальной концепции обеспечения  информационной безопасности. В 1999 там прошла 5я международная конференция по информационной войне,  эти проблемы обсуждаются на самом высоком правительственном уровне.

Страны, которые не достигли еще высокого уровня развития в области информационных технологий, менее подвержены определенным вилам информационных атак. Например, во время войны в Югославии США исключили из своего арсенала  компьютерные войны, поскольку военные Сербии не использовали какие либо компьютерные сети для ведения боевых действий.  Возникает иллюзия,  что  чем менее компьютеризирована будет страна, тем меньше угроза. Однако без подключения к мировому информационному пространству страну ожидает экономическое прозябание. Кроме того, остается множество других методов информационной агрессии. Даже примитивные общества уязвимы в информационной войне. Прежде всего, задействуются методы информационно-психологического давления. Например, сегодня многие страны обеспокоены сохранением своего индивидуального информационного пространства. За счет лидерства в информатизации США и Япония имеют возможность усиливать свое политическое, экономическое и военное превосходство и в принципе, осуществлять глобальный информационный контроль над мировым сообществом и практически навязывать свои правила жизни (продукцию Голливуда тоже можно и нужно рассматривать как элемент информационной войны). Тревожит информационно-культурная и информационно- идеологическая экспансия Запада, осуществляемая по мировым телекоммуникационным сетям  мира, например Интернет, и через СМИ. Многие страны вынуждены принимать  специальные меры для защиты своих сограждан, традиций, и духовных ценностей от чуждого информационного влияния. Менее развитые страны с тревогой наблюдают за «гонкой информационных вооружений», которая разворачивается в мире. Генерал Джон Шихан утверждает, что информационное оружие стало одной из главных составляющих военного потенциала США, позволяющей выигрывать малые войны и разрешать военные конфликты без применения обычных вооруженных сил [31] . В войсках создаются специальные подразделения и структуры управления для ведения информационных войн. Во всех военных заведениях США введены специальные курсы по информационным войнам и налажен выпуск офицеров по специальности этого профиля. 

В России также активно ведется работа по обеспечению национальной безопасности в сфере информации. На данный момент на стадии рассмотрения находится в частности законопроект, посвященный защите россиян от зомбирования. Разработчики позаботились не только о защите обывателя от психологического прессинга, но и о создании целой системы учреждений, которые призваны ограждать россиян от такого влияния. Таинственные средства информационно-психологического воздействия вполне в состоянии не только причинить вред здоровью, но и привести к "блокированию на неосознаваемом уровне свободы волеизъявления человека, утрате способности к политической, культурной и др. самоидентификации человека, манипуляции общественным сознанием" и даже "разрушению единого информационного и духовного пространства РФ". Наблюдая, как на Западе происходит наращивание производства информационного оружия, в 1997 году Госдума, а затем Межпарламентская ассамблея СНГ обратились в ООН, ОБСЕ и Совет Европы с предложением о принятии международной конвенции о запрещении информационных войн и ограничении оборота информационного оружия. В марте 1998 года этот вопрос был поднят на встрече с генсеком ООН Кофи Аннаном и по инициативе России включен в повестку Генеральной ассамблеи ООН.

На данном этапе большинство государств на законодательном уровне в первую очередь стремятся обеспечить безопасность своих компьютерных систем. Только банковская сфера ежегодно несет многомиллионные убытки из-за компьютерного терроризма. Его масштабы достаточно трудно оценить, поскольку банки не ставят в известность о фактах компьютерных преступлений, хищениях, случаях несанкционированных вторжений. Такая сдержанность объясняется опасением негативной рекламы, поскольку для большинства организаций потеря имени, появление каких-то слухов о внутренних проблемах гораздо неприятнее финансовых потерь. 2 июня 1996 года в "Санди Таймс" появилась статья, в которой утверждается, что финансовые учреждения лондонского Сити выплачивают астрономические суммы международным бандам "кибертеррористов". В унисон им, источники в Уайт-холле и Вашингтоне сообщают, что американские банки, брокерские конторы и инвестиционные фирмы также тайно выплачивают дань, чтобы избежать дорогостоящих компьютерных разрушений и утраты доверия со стороны клиентов. Жертвам приходилось выплачивать вплоть до 13 миллионов фунтов единовременно, когда шантажисты демонстрировали свои способности немедленно остановить все сделки, пользуясь современными методами ведения "информационных боевых действий", позаимствованными у военных. "Гангстеры проникают в компьютерные системы, применяя "логические бомбы", вирусы, "троянских коней", электромагнитные импульсы и "радиочастотные пушки высокой мощности", которые учиняют опустошительную электронную "бурю" в компьютерной системе. После этих безобразий преступники оставляют зашифрованные угрозы для руководства банков: "Теперь вы верите в то, что мы можем уничтожить ваши компьютеры?". Так демонстрируется внедрение в святая святых коммерческого банка, в самое сердце системы безопасности - парольно-ключевую систему" . [32] .Считается, что гангстеры переняли опыт ведения информационных боевых действий у американских военных, которые разрабатывают "вооружение", способное выводить из строя или уничтожать компьютерную технику. Известно также, что некоторые банды просачивались в банки, устраивая диверсантов на временную работу.

то касается, обеспечения информационно безопасности на личном уровне, то это можно делать, критически относясь к любым  информационным сообщениям, которые окружают нас в повседневной жизни, а также постоянно  находясь в курсе последних разработок в сфере информационного оружия. «Существование и применение развитых методов информационно-психологического воздействия должны уравновешиваться наличием открытой информации о принципах их работы, чтобы  обеспечить хоть какое то противоядие их воздействию» [33] . Важнейшим средством защиты в информационно-идеологической войне служит способность распознать, какие сведения и оценки являются информационное оружие, каков его «принцип действия» (умолчание, фальсификация, преувеличение, подбор контекста и т.д.) и на достижение каких целей оно направлено. 

Информационную войну можно закончить для себя и своих знакомых, для чего нужно стать в ней нейтральной стороной, оставить ее тем, кто  готов и дальше зомбироваться. Нынешняя ситуация  лучше чем при коммунистах, так  как она плюралистична – есть  некоторая возможность  сравнивать различные источники информации и подвергать их критическому анализу. Кроме того, Интернет и широкие возможности многотиражного копирования  создают предпосылки для расширения субкультур, в которых люди могут получать информацию и идеи, уже обработанные и  систематизированные  в соответствии с их потребностями.

Проявления информационной войны вокруг Баткенских событий 1999-2000

Любой конфликт, политический или военный, сопровождается активными информационно-психологическими мероприятиями по воздействию на собственное население и на противника. Этими операциями каждая из противоборствующих сторон пытается изменить  развитие конфликта в своих интересах.  Не является исключением из правил и информационная война, развернувшаяся вокруг Баткенских событий 1999-2000 года. Некоторые политологи,  склонны считать, что этот конфликт по большому счету является большой PR кампанией, в которой друг другу информационно противодействуют несколько заинтересованных участников. Это, прежде всего, объясняется важным  стратегическим положением региона, постоянным присутствием здесь глобальных политических сил в лице США, России, Китая. Их интересы оказываются переплетены с интересами государств Центральной Азии, Афганистана, Пакистана и других стран. 

Информационные войны, которые идут в регионе, вероятно нельзя назвать полномасштабными операциями по информационно-психологическому воздействию, аналогичными классическим войнам США против Ирака или Югославии. На сегодняшний день есть  возможность исследовать отдельные элементы информационных войн, рассматривая наиболее яркие примеры.

Информационная политика в освещении Баткенского конфликта со стороны Кыргызстана заключается в формировании благоприятного общественного мнения и   немногочисленных мерах по контрпропаганде против религиозных экстремистов.  Эволюцию этой политики можно проследить, исследовав разницу в освещении конфликта государственными и частными СМИ,  а также  рассмотрев различия  между информационными кампаниями 1999 и 2000 годов.

Информационная кампания 1999

С самого начала Баткенских событий правительство пребывало в некоторой растерянности, что выразилось в неуверенном проведении военных операций, а также   в том, что оно не успело  оперативно отреагировать на ситуацию и выработать  адекватную информационную политику  по освещению конфликта и правила работы с прессой. Ситуация явно находилась вне контроля руководства страны. Это выразилось, прежде всего,  в допущении резкой критики правительства СМИ, которая сопровождала   кампанию 1999 почти на всем ее протяжении.  Создавался имидж власти, которая «не смогла адекватно оценить ситуацию», «недальновидна», «некомпетентна». В это время публикуется ряд  интервью с  бывшими сотрудниками  органов безопасности,  в которых правительство обвиняется в  беспечности. «Развитие событий, разворачивающихся в Баткенском районе, было спрогнозировано еще в 95-96 годах, но реакции главы государства не последовало. События в Баткене – это результат серии ошибок. Сегодня за них отвечают юные мальчики, которым всучили автомат и отправили на смерть» [34] . Недовольство населения правительством сопровождалось паническими настроениями. На это во многом работал образ  армии,  неспособной защитить страну, который создавался местными и зарубежными СМИ.  Подчеркивался низкий уровень  ее боеспособности: «В армии мало  офицеров, имеющих опыт боевых действий. Все они ушли в отставку из-за нищенского существования, которое вынуждены были влачить … Взять те же рации. У наших солдат на вооружении – Р-143. Их еще в Афганистане использовали. У боевиков современные, адаптированные к сложным  географическим  условиям мини – радиостанции. Когда наши  переговаривались между собой, сверяя позиции и передислокацию, фундаменталисты запросто сканировали волну, зачастую врываясь в эфир» [35] . «У нас  голодная, небоеспособная армия. Мы не смогли ее  накормить, оснастить и выучить … Я лично  видел наших солдат  подобно нищим просивших у меня хлеба» [36] . 

С другой стороны этому представлению противопоставлялся  образ противника,  с которым наша армия вряд ли могла бы конкурировать: «Рядовой боевик ничем не уступает солдату подразделения специального назначения морской пехоты США по боевому оснащению. Каждый имеет опыт боевых действий в горных условиях, опыт партизанской войны в труднопроходимой местности» [37] .

С самого начала пресс-службы государственных структур не сумели должным образом наладить  обеспечение СМИ достоверной и подробной информацией о событиях в зоне боевых действий. Не было  точности в официальных сводках Министерства Обороны, численность боевиков постоянно менялась. « В течение последних дней цифра в сводках выросла с 50 до 500. а 27 августа было официально заявлено, что боевиков насчитывается около тысячи. Есть все основания предполагать, что у силовых структур нет никаких точных разведданных, одни предположения» [38] . Вначале кампании  СМИ получали информацию только  из пресс-релизов или на официальных брифингах. Допуск журналистов в район ведения боевых  действий был ограничен более 2ух недель. Информационный вакуум, который существовал в начале кампании, порождал слухи и домыслы среди населения, происходило искажение данных о ситуации. «Неужели опыт России, проигравшей чеченскую войну, в частности из-за информационной блокады, ничему не научил наших чиновников? Единственное, что они делают с большим удовольствием, - опровергают неточную информацию, просочившуюся в СМИ. А что остается делать журналистам, вынужденным по крохам собирать информацию о том, что творится на другом конце страны? И чему удивляться, когда облеченные в информацию слухи не подтверждаются» [39] .

Информационная кампания 2000

Иметь поддержку общественного мнения для правительства во время любого конфликта, пожалуй, важнее, чем реальные победы на поле боя. Противник обладает  достаточными средствами для того, чтобы дестабилизировать обстановку. Насаждение происламских идей, спланированные акты гражданского неповиновения, могут привести к перелому в общественном мнении, а в  итоге, все это может привести к массовым беспорядкам и потере властью  доверия и влияния. Всего этого противник вполне может добиться,  используя как основное оружие методы информационно-психологического воздействия. Поэтому правительство вынуждено организовывать эффективную контрпропаганду.

Информационная политика государства в отношении освещения кампании 2000 года существенно изменилась. На страницах государственных газет все чаще стала появляться мысль, что «освещая такие специфические вопросы нужно быть в первую очередь  гражданином, а затем уже журналистом». Поэтому СМИ  стали старательно избегать  негатива в своих публикациях, критикуя коллег, которые отказывались это делать. «Не надо смаковать  в своих материалах подробности гибели наших солдат! И ни к чему выдавать за сенсацию, что мол, наших бойцов  взяли сонными в плен, пытали и убили» [40] .

Стало распространяться мнение, что в оценке угрозы журналисты зачастую «перегибают палку», в то время как поднимаемая шумиха и массовый психоз не соответствуют реальной опасности. Правительство  даже организовало семинар «О роли СМИ в консолидации совместных действий в борьбе с  терроризмом и религиозным экстремизмом в странах Центральной Азии». «Силовики убеждали журналистов «не сеять панику среди населения по поводу нашумевших Баткенских событий». Они осудили «однобокое  освещение событий» и «излишне эмоциональный тон» в публикациях на военную тему. Одним словом, было потребовано от журналистов говорить о ситуации в Баткене либо хорошо, либо никак» [41] .

В целом  разница в освещении военных действий во время 1й и 2й кампании аналогична ситуации с освещением войны в Чечне.  В 1й кампании среди населения было  более сильным недовольство действиями правительства, критика в его адрес, имидж силовых структур занижался. Во время 2й кампании со страниц газет исчезла критика армии,  чиновниками разных рангов активно стал создаваться миф о ее боеспособности, высоком патриотическом духе бойцов.

Секретарь Совета Безопасности Б. Жанузаков и министр обороны Э. Топоев  в каждом интервью журналистам отмечали «высокий боевой дух солдат». «Они чувствуют себя победителями. Нынешний  боец – это настоящий профессионал, уверенный в себе, обстрелянный. Он уже не боится свиста пуль и не прячется в укрытие. Самое главное -  наши военнослужащие  почувствовали превосходство над противником» [42] . Параллельно шло разрушение мифа о «непобедимости боевиков». Вместо образа матерого боевика, Рембо, окруженного каким-то романтическим ореолом, внушающего  страх и ужас, стал создаваться образ заурядного преступника, грабителя мирного населения, полуграмотного и забитого. «Это самый настоящий сброд, который может действовать только исподтишка» [43] . «Никакие они не супермены … Обыкновенное пушечное мясо. А почитаешь прессу – диву даешься – надо же, против каких Рембо мы, оказывается, воюем. Прямо бросай оружие и поднимай руки. Конечно, есть и среди бандитов настоящие наемники-головорезы, но среди наших офицеров немало профессионалов. Вот о них и нужно рассказывать людям, а не расписывать  достоинства всяких Намангони и прочих» [44] .

Эсен Топоев в одном из интервью сказал, что, по его мнению, только с подачи экстремистов  распространяется информация о том, что боевики имеют большой боевой опыт, великолепную экипировку,  лучшее оружие и современные средства связи, что они могут   совершать многократные  переходы в горах и оставаться невидимыми для наших солдат.  «Экстремистам выгодно, чтобы их считали непобедимым противником. На самом деле  автоматы у них китайского производства, которые по своим характеристикам уступают нашим. Рации тоже довольно слабые, наши ребята используют средства связи на порядок выше… ни о каком превосходстве экстремистов в вооружении не может быть и речи» [45] .

С одной стороны, СМИ, публикуя информацию о высоком моральном духе солдат, сплоченности союзников, высокой боеготовности армии, воздействуют  на общественное мнение, чтобы подавить страх и панику, повысить уровень доверия к правительству.  С другой стороны, это необходимо и для того, чтобы воздействовать на противника, который так или иначе тоже получает эту информацию. Предполагается, что она способствует  понижению его боевого духа, уменьшает желание сражаться, взывает неуверенность в своих силах и целесообразности своих действий. По существу,  военная сила может не соответствовать  распространенной точке зрения о ней, но если противник принимает ее на веру и отказывается сражаться, то война оказывается выигранной информационно,  а не традиционным путем, когда побеждает физически более сильный противник.

Важным достижением для правительства стало вынесение конфликта за рамки религиозной тематики, в иное информационное поле, где атаки на них могли быть более оправданными. Для этого боевиков перестали трактовать как религиозных фанатиков, борцов за веру,  поскольку такой образ мог вызывать симпатию у определенных кругов населения. Позиционировать войну как столкновение светского строя и религиозных группировок было опасно. Поэтому их стали представлять как наемников, отрабатывающих деньги международных террористов, заинтересованных в контроле над наркотрафиком, для которых религия – только прикрытие. «Исламистская карта – ширма. У терроризма ничего святого нет. У этих бандитов нет ни родины, не семьи, а только автомат и наркотики. И главное для них – защита наркотрафика» [46] . 

С другой стороны с помощью СМИ правительство попыталось изменить масштаб конфликта в общественном сознании, как  своих граждан, так и мирового сообщества. Теперь его предлагалось трактовать не как войну, полномасштабные военные действия, а  как локальную операцию по уничтожению бандформирований, которую вполне способны осуществить ответственные  службы без помощи извне.  «Кучка фанатиков не должна рассматриваться как тотальная угроза. Это не война, а операция по  подавлению локальных вылазок боевиков, и нет необходимости посвящать в детали этих контрмер все мировое сообщество» [47] .

Однако новые мифы не являются однозначно прочными. По мнению политолога В. Хлюпина, обильно растиражированным СМИ является миф о том, что боевики  вторглись на территорию Узбекистана и Кыргызстана извне. На самом деле, что даже периодически отмечается в киргизских СМИ,  боевики ниоткуда не пришли и не вторгались, они там живут. «Получается, что Баткен – это не вторжение, а восстание» [48] .

Другой миф, который он критикует,  о том, что Баткенское наступление – это отвлекающая акция, под покровом которой осуществляется трафик наркотиков. «Наркотрафик проходит примерно по тем местам где и разворачивались бои, получается, что акция не отвлекающая внимание, а привлекающая. Наркотики идут в Европу вовсе не по тайным горным тропам, на осликах, в обход кишлаков и аулов. Эту картинку любят рисовать  для иностранцев центральноазиатские МВД и МГБ. На самом деле, наркотрафик Афганистан –Центральная Азия - Европа – это хорошо поставленный бизнес с крышей, что ни на есть самом верху» [49] .

Широко распространены были во время  кампании 2000 методы использования СМИ  военными  в целях дезинформации противника. Газеты Кыргызстана часто публиковали сведения о действиях, планируемых армией, которые в итоге оказывались прямо противоположным тому, что на самом деле имело место. «Наступление правительственных войск на боевиков, которое предрекали СМИ, за минувшие выходные не состоялось. Так оно и должно быть, иначе, что же это за  военная операция, о которой до ее проведения знают все» [50] .

Информационная война в техническом плане осуществлялась с помощью радиосвязи. Кыргызские военачальники могли координировать свои действия благодаря данным радиоперехватов. Общественное мнение постоянно стимулировали информацией о  том, что боевики обессилели и  постоянно просят помощи у главарей. Боевики также использовали  радиосвязь в интересах пропаганды. Зафиксированы единичные случаи прорыва их в эфир  кыргызской армии, когда они призывали солдат перейти на их сторону.

Информационная война между русской и кыргызской прессой

Отдельная линия фронта  в информационной войне пролегла между русскоязычной и кыргызской прессой. Газеты на кыргызском языке были «уличены» в сочувственном отношении  к боевикам. «Сыграли в информационной войне свою разрушительную  роль и некоторые СМИ, кичащиеся независимостью и постоянно дезинформирующие общественность. В то время, когда власть призывали население  проявить бдительность, не поддаваться на всякого рода посулы и заявления заезжих ваххабитов, отдельные кырыгзские издания изображали их  этакими благородными  робин гудами» [51] . В газете «Асаба» была развернута дискуссия на тему как правильно называть – «религиозными экстремистами», «бандитами», «боевиками», «террористами» или как-то по другому. Предлагалось внимательно разграничивать их на тех, кто  действительно преследует только «высокие религиозные цели», и на «настоящих» боевиков. «В публикациях кыргызских частных газет  прослеживается дезинформация. Имеется в виду попытка поделить экстремистов и боевиков на  хороших и плохих. Мол, боевики воинственны. А вот хизбуттахрировцы – чуть ли не мирные агитаторы, безобидно распространяющие свои религиозные проспекты» [52] .  Журналистам этих газет предлагалось даже поучиться защищать родину у соотечественников некоренной национальности. Кыргызские издания уделяли внимание таким «неудобным» темам, как проблемы быта военнослужащих, нарушения во время призыва: «В то время как мы, простые люди, теряем на войне своих сыновей, дети власть имущих  в армию не идут, гуляют». Появлялись статьи в «Асабе», «Кыргыз руху» под заголовками «Тяжелые потери в спецназе», «Головорезы получают по 700 долларов, а кыргызский аскер?», «Трое бойцов подорвались на мине», «Черный список потерь продолжается». Газета «Вечерний Бишкек» в связи с этим критикует коллег за разжигание социальной напряженности, отсутствие патриотизма, распространение упаднических настроений, а также в дезинформации. В ответ на публикации в кыргызской прессе, что «солдаты страдают различными заболеваниями, а на блокпостах свирепствуют дизентерия и прочие инфекции» ВБ организует контрпропагандистский рейд. По постам, где дислоцированы войска, проезжает начальник медупрвления Министерства обороны вместе с журналистом: «Ваш брат журналист часто перегибает палку. Врут, не стесняясь. Какую только чушь не прочитаешь и не увидишь в газетах и на телевидении. А когда я узнал из какого-то репортажа, что войска косит дизентерия, то вообще возмутился. Конечно, легче выпустить «утку», нежели самому побывать среди солдат» [53] . В итоге масштаб события был изменен – руководство признало факт  единичных случаев дизентерии, но информация об эпидемии была  опровергнута. 

Подобным образом изживались ситуации, когда некоторые СМИ публиковали информацию о плохом снабжении армии, о поставках тухлой тушенки.  Факт был признан, но как исключение в ряду других, положительных фактов, было акцентировано внимание на то, что негативная ситуация успешно изживается.

Одним из слабых мест в информационной системе Кыргызстана во время обеих кампаний, была разобщенность государственных структур, занимающихся сбором и анализом информации, которая не позволяла полноценно задействовать имеющиеся базы данных МНБ, МИД, МВД, МО работали сами по себе, взаимообмен был между ними налажен плохо. «Министерство обороны неохотно делится сведениями  с МНБ, в свою очередь МНБ мало  что дает МИД. Хотя бывает так: то, что не  представляет интереса для одного ведомства, оказывается крайне важным для другого» [54] .

Информационные потоки контролируются не только внутри государства, но и на региональном уровне, когда это соответствует интересам нескольких соседей. Летом 2000 имело место  вооруженное столкновение на узбекско-кыргызской границе. Информация об этом событии тщательно замалчивалась. На саммите центральноазиатского   экономического сообщества Каримов  объявил этот инцидент «несуществующим» и даже сделал упрек в адрес Акаева, что он недостаточно лаконично отвечал на вопросы журналистов по этому поводу. Для руководства обеих стран было крайне невыгодна информация  о слабости границ и противоречиях между пограничниками в преддверии вторжения боевиков. Обнародование этих разногласий демонстрировало бы точки уязвимости для противника. 

Желание информационного воздействия на  другие страны всегда было понятным. Ведь  страны разделяют не только границы территории, но и границы  информационных пространств. Новые независимые государства, обособившись друг от друга,  «обзавелись» собственными интересами и целями, своей оригинальной политикой, сформировали уникальные информационные пространства. Если территориальные границы жестко контролируются, то  того же нельзя сказать о границах информационного пространства, которые более открыты и позволяют те или иные вторжения. Особенно явственно это проявляется во время кризисных ситуаций конфликтов, войн.  В Баткенские события государства Центральной Азии оказывались чаще всего не столько субъектами информационных войн, сколько объектами воздействия извне. Более всего это видно на  примере Кыргызстана, Узбекистана и Таджикистана – государств непосредственно вовлеченных в военные действия.

Исламское Движение Узбекистана (ИДУ)

Боевики с самого начала военных действий предпринимали попытки использовать СМИ в своих интересах. В сентябре 1999 ряд газет опубликовал заявление боевиков, в котором говорилось, что «заложники будут освобождены, если будут выпущены на свободу около 50 тысяч мусульман, брошенных за решетку в лагерях Узбекистана». В заявлении от 19 октября 1999   в частности говорилось «К сожалению,  в братском Кыргызстане находятся  наши недоброжелатели, которые хотят кровопролития мусульман и войны с братьями на кыргызской земле. Это никак не отвечает нашим священным целям, к тому же  …  главные редакторы СМИ «Пирамида», «СК», «Кыргыз Туусу», «Кыргыз Руху» и других пытаются очернить и оскорбить нас» [55] . Боевики пытались формировать общественное мнение  с помощью заявлений, в которых они позиционировали себя как борцов за веру, утверждали, что не имеют ничего против кыргызского народа, а война направлена на свержение антинародного и антимусульманского правительства Каримова. Таким образом, должен был быть нарушен имидж «врага», ослаблено противодействие.  Тем более что отношения между Узбекистаном и Кыргызстаном были достаточно напряженными, проявлялась определенная озлобленность против амбициозного соседа. Среди населения  стали появляться настроения в пользу того, что  следует пропустить боевиков, поскольку они не угрожают  непосредственно нашей стране. Это заявление и неоднозначная реакция на него со стороны Кыргызстана вызвало раздражение у Ислама Каримова и способствовало дальнейшему ухудшению отношений между соседями. Таким образом, боевики достигли одной из целей, которую преследовали в первой кампании, а именно создали атмосферу напряженности и недоверия между президентами 3х стран, вовлеченных в конфликт. Лидеры бандформирований  напрямую говорили, что одна из главных задач первой кампании состояла в том, чтобы «вбить клин» между Кыргызстаном и Узбекистаном, между Ташкентом и Душанбе, Душанбе и Бишкеком [56] . 

События в регионе провоцируются и спонсируются не только самими боевиками. Непосредственное воздействие  на конфликт пытаются оказывать представители международного терроризма. «Боевики ИДУ выполняют роль дестабилизаторов на южных  рубежах содружества с целью закрепления успехов талибов на севере Афганистана» [57] .

Представитель ИДУ в интервью Би-би-си заявил о своей  полной осведомленности относительно численности правительственных войск Кыргызстана, дислоцированных в Баткене, а также о том,  что сторонники ИДУ уже готовы к вторжению, рассредоточившись и скрытно разместившись в горах. «Я еще раз  подтверждаю: мы объявили джихад против Ташкентского режима. А Акаев поддерживает узбекские власти» [58] .

«Хизб-ут-Тахрир»

Религиозные экстремисты выбрали в информационной системе центрально-азиатского региона самую уязвимую точку – население Ферганской долины.  Информационно-психологическое воздействие  на эту аудиторию, по мнению многих экспертов, может  дать непредсказуемые результаты и трагические последствия.  Сложная демографическая ситуация,  нехватка земли,  ресурсов, рабочих мест, нищета постоянно создают высокую социальную напряженность. Кроме того, репрессии, начатые Каримовым в отношении политических оппонентов, прежде всего религиозных,  не прибавляют популярности его режиму. Ситуация характеризуется крайним недовольством населения властями, что может при определенном воздействии привести к открытому сопротивлению.  В этих условиях  проповедники «Хизб ут-Тахрир»  готовы показать людям выход и находят поддержку среди населения. Здесь самая благоприятная почва для взращивания межэтнических, межконфессиональных конфликтов. Правильно построенное пропагандистское сообщение может направить накопившееся социальное недовольство по нужному руслу.

Население Ферганской долины давно подвергается активной идеологической обработке. «Исламисты, прикрываясь именем Аллаха, говорят: смотрите, в каких  условиях вас заставляют жить,  а чиновники ездят на машинах, понастроили себе дворцов. Вот мы придем, установим халифат и наведем порядок. Они действуют не только радикальными  методами, формируя боевое ядро,  но и пытаются завоевывать души» [59] . «Хизб ут-Тахрир» самая активная религиозная партия, которая использует методы информационно-психологического воздействия для  вербовки новых членов и склонения общественного мнения в свою сторону.  Наиболее широко партией используются листовки, которые распространяются в огромном количестве  на русском, узбекском и кыргызском языках. Если раньше готовые листовки привозили из Узбекистана и Таджикистана, то теперь появилась собственная типография и в Кыргызстане. В листовках содержатся призывы соблюдать «единственную конституцию в государстве – Коран».  «Мир полон зла. Его спасет только халифа, построенный на основах ислама», говорится в листовках. Они регулярно появляются в самых людных местах южных городов и аилов. Среди отобранных у исламистов книг «Понятие о халифате», «Исламский порядок», «Что такое Хизб ут-Тахрир». Кроме того, обнаружено большое количество журнала «Сознание», издаваемого ХТИ. Сотрудники Совета Безопасности утверждают, что в этих изданиях содержатся рекомендации по  вербовке членов партии, проведению пропаганды.

ХТИ создаются партийные ячейки, образовательные кружки в которых наряду с изучением Корана, арабского язык, проводятся беседы о политике, путях создания исламского государства. Эта партия  стремится к объединению мусульман всего мира в единый халифат, но, в отличие от ИДУ, хочет добиться этого мирным путем. Особенно опасно, что основной используемый метод – это пропаганда, убеждение, «завоевание умов».

Последнее время ХТИ стало заботиться о своем имидже на страницах светской печати. Весной 2000  они предложили сотрудничество журналистам из южных регионов для “объективного информирования общественности через СМИ о деятельности партии в Ферганской долине”. Кроме того, они рассчитывали  с их помощью пропагандировать  “возрождение мусульманской уммы и исламского образа жизни посредством восстановления Халифата”. «В случае согласия  журналистов “представитель” партии “Хизб ут-Тахрир”   Моххамад Н. обещал оперативно предоставлять им распространяемую в регионе нелегальную литературу. Он считает, что подобное сотрудничество помогло бы изжить страх, овладевающий простыми людьми и официальными властями при упоминании партии “Хизб ут-Тахрир”, и баланс мнений успокоил бы общество. Такой шаг подпольной партии можно расценивать как попытку реанимировать свою репутацию среди общественности и внести коррективы в тактику действий» [60] .

«Хизб ут-Тахрир» - это единственная радикальная исламская организация, имеющая официальный сайт в Интернет. На русском, английском, немецком, турецком и нескольких восточных языках здесь представлена информация о программе партии, выпущенных листовках и книгах, о целях и задачах ее деятельности.

Широкая сеть  устной пропаганды организована в рамках многочисленных мечетей и медресе, многие из которых были построены на средства зарубежных спонсоров, в значительной степени ваххабитских. Чтобы оценить масштабы воздействия, можно посмотреть на цифры. В Ошской области  за годы независимости появилось 700 мечетей, а еще 200 действуют нелегально. В 2001 было зарегистрировано 65 фактов распространения листовок. Число приверженцев сегодня по официальной версии превышает 3 тысячи, а число сочувствующих 70 тысяч. В итоге, несмотря на массированную критику партии в крупных СМИ, преследования правоохранительных органов, угрозу уголовной  ответственности, у населения, особенно южных областей не удается создать однозначно отрицательного отношения к деятельности партии. Многие из южан считают идеи, пропагандируемые партией, правильными и полезными в кризисное время. Ряд экспертов считает, что недоверие к государственным органам вызывает у населения симпатию к хизбуттахрировцам, которые представляются «борцами и страдальцами за веру». Правительство пока не применяет эффективных мер по контрпропаганде, борьба с движением ведется не в информационном поле, используются лишь методы насильственного подавления, что в данной ситуации может отрицательно сыграть на имидже правительства. Кроме того, никакая работа не ведется по созданию положительного имиджа правоохранительных органов, что могло бы вызывать доверие населения, признание их действий справедливыми.

 Россия

После 1991 года США, страны Западной Европы, Китай, Пакистан, Иран и ряд международных организаций значительно укрепили свое присутствие в Центральной Азии, а сами страны субрегиона получили широкие возможности для внешнеполитического маневра. Однако определяющую роль в Центральной Азии по-прежнему играет Россия, несмотря на то, что ее авторитет на международной арене в значительной степени подорван и ее государственность  ослаблена. «Такие мировые центры сил как США или Европейский Союз не имеют жизненно важных интересов в Центральной Азии, чтобы выступить в качестве гаранта безопасности стран  региона. Более того, у них нет ресурсов для полноценного влияния в регионе и поддержания его стабильности. Однако российские элиты рассматривают страны Центральной Азии как сферу своих жизненно важных интересов» [61] . Считается, что Россия не может позволить себе полностью свернуть свое присутствие в Центральной Азии в силу многих причин. Россия заинтересована в минимизации рисков и угроз на своих южных границах, в снижении там уровня напряженности, в перекрытии путей нелегального транзита через конфликтные зоны оружия, наркотиков, товаров и людей. Поэтому Россия, даже отступая в глобальном масштабе, по-прежнему декларирует готовность пойти на определенные издержки, чтобы сохранить свое влияние в субрегионе. В связи с этим возникает достаточно важный вопрос: можно ли утверждать, что Россия стремится использовать конфликты на постсоветском пространстве в  целом и в Центральной Азии в частности в своих интересах, сделать их рычагами  воздействия на позицию по отношению к России затронутых ими стран? С учетом  ряда обстоятельств можно утверждать, что да. Факт, что боевики так называемого "Исламского движения Узбекистана" атакуют Киргизию и Узбекистан с территории Таджикистана, говорит о многом, если учесть ту роль, которую играет Россия в политической жизни этой республики. Как отмечает газета Daily Telegraph, есть подозрения относительно возможной причастности России к возвращению Намангони. Некоторые центрально-азиатские должностные лица говорят, что Россия использует его, чтобы оказывать давление на правительство Узбекистана, пытается сыграть на страхе Ташкента перед исламским экстремизмом и возможной агрессией со стороны талибов. При этом Россия выбрала очень удачную тактику сближения с центрально-азиатскими государствами на основе борьбы с общим врагом, стараясь связать обеспечение региональной безопасности со своими военно-политическими возможностями. Общая внешняя угроза могла бы усилить ее позиции на постсоветском пространстве. Самый удобный объект для этого - Афганистан. И для России полезнее преувеличить опасность, чем реально ее оценить. Как в свое время Узбекистан умело использовал исламский фундаментализм, для того чтобы набрать очки в глазах Запада, так и Россия сегодня активно эксплуатирует эту тему для достижения своих политических и военных целей. Новая "конфликтная стратегия" России тесно увязана с ее стремлением сохранить в регионе свое экономическое и военное присутствие. Иными словами, в Центральной Азии идет тактическое маневрирование перед вполне вероятным новым этапом  борьбы за влияние в регионе. Выражается это по-разному, в частности и через  манипулирование масс-медиа.

Публикации в Российских СМИ по поводу событий в регионе всегда очень болезненно воспринимаются руководством трех стран. Недовольство вызывает тон  материалов, в которых «ситуация в регионе слишком драматизируется», «опасность преувеличивается», «дается слишком низкая оценка боеспособности армии Кыргызстана», «завышается численность боевиков» и так далее. Особо активные меры по контрпропаганде  предпринимают Узбекистан и Таджикистан.

Узбекские власти  постоянно обвиняют российские СМИ в разжигании информационной войны. «21 июля 2000 г. «Комсомольская правда»  преподнесла  Узбекистан как плацдарм для талибов, распространяя беспочвенные слухи о том, что «светским властям противостоят поддерживаемые  населением исламские радикалы, формирования которых  насчитывают до 300 тысяч человек, что, очевидно, является неправдой» [62] .

Западные СМИ также были обвинены в распространении «утки».  Дейли Телеграф распространила информацию о том,  что США, якобы, намерены нанести удар по базам террористов в Афганистане с территории центральноазиатских государств. Эта информация была широко растиражирована  российскими СМИ. Позднее с опровержением выступил госсекретарь США по новым независимым государствам Стивен Сестанович, который заявил, что уровень сотрудничества США с государствами ЦА  в отношении борьбы с терроризмом «не дает оснований для таких разговоров» [63] . Недовольство вызвала и публикация  В. Емельяненко в «Известиях»,  в которой Ахмад Шах Масуд якобы обвинял Украину и  Узбекистан в  военном сотрудничестве с талибами и Пакистаном. Позднее Ахмад Шах Масуд  выступил с опровержением в газете «Паяме моджахед» («Вестник моджахеда»), где заявил, что сообщил корреспонденту  лишь о закупке Пакистаном вооружения у некоторых структур  Украины без согласования с правительством, а  о сотрудничестве  с Пакистаном и талибами не было и речи. Было заявлено, что подобные статьи выполняют политический заказ  определенных заинтересованных кругов.

Зимой 2001 немецкая разведка опубликовала данные о вторжении боевиков, которое должно было произойти в начале весны. В газете Die Welt журналист Роланд Нельс напечатал статью «Немецкие спецслужбы предсказывают войну в Центральной Азии и дестабилизацию ситуации в России». Затем эта информация была активно перепечатана и проинтерпретирована российскими СМИ. Узбекистан обвинил российские СМИ, что при перепечатке статьи журналисты преднамеренно  сгустили краски, завысив численность боевиков и преувеличив опасность. Кыргызская сторона расценила эти действия как провокацию, искусственный прием, чтобы подорвать престиж региона и отпугнуть потенциальных инвесторов. Появление этой информации связывалось непосредственно с представителями ИДУ.  «Боевики могут праздновать  громкий успех? Им удалось внушить тревогу, посеять смятение в умах и настроениях. Психологическую обработку противника они сумели осуществить его же руками, он  сам себя деморализует. Ожиданием часа икс занято все взрослое население страны» [64] . СМИ Узбекистана и КР заинтересованы в уменьшении угрозы.  «В действительности, правительствам Центральной Азии может противостоять аморфная масса численностью в несколько сотен человек неопределенной политической ориентации и государственной принадлежности. Их называют бандами. А с ними  война не ведется, проводятся  оперативные мероприятия по их ликвидации» [65] . Информация спецслужб Германии была названа слухами, которые сильно драматизируют ситуацию в регионе.

Аскар Акаев также выступил с критикой российских СМИ, которые рассуждали на тему «Взорвется ли Центральная Азия?». «От своего имени и, не сомневаюсь, от имени своих коллег по региону,  хотел бы заверить озабоченных нашей судьбой россиян, что Центральная Азия не взорвется. Попытка представить  наш регион как пороховую бочку, которую  могут легко взорвать  даже несмышленые дети, является плодом болезненного воображения» [66] .

Очередной информационный скандал разразился между Россией и Узбекистаном по поводу военной помощи. МИД Узбекистана выступил  с гневным заявлением по поводу высказываний в СМИ России о намерении Ташкента просить помощь.  Другой момент связан с появлением сообщения в мае 2001 года о начавшейся  на юге страны эвакуации в связи с  угрозой вторжения боевиков. Изначально, как сообщает РИА «Новости», эта информация была распространена пресс-службой МЧС Кыргызстана. Однако, через несколько дней, в МЧС отказались от этой информации, назвав ее ошибочной. Стала распространяться версия, что на самом деле имел место «отгон скота, принадлежащего гражданам Таджикистана» [67] . Было отмечено, что эвакуация гражданского населения и животных может начаться лишь при реальной угрозе вторжения, которой пока нет. Болот Жанузаков  в интервью корреспонденту Агентства по освещению войны и мира назвал появление таких сведений провокацией, «в которой  заинтересованы определенные лица, пытающиеся вызвать панику среди населения» [68] . В целом правительство постоянно ссылается каких то мифических заинтересованных лиц, на которых можно свалить появление в печати любой неудобной информации.

Вся эта война призвана посеять между государствами региона семена вражды, способствовать возвращению утраченного влияния в регионе, в том числе и военного, отпугнуть инвесторов. Опровергая информацию российских СМИ, Узбекистан и Кыргызстан заявляют, что в дестабилизации ситуации в Центральной Азии напрямую заинтересована Россия, поскольку, таким образом, ей легче держать в узде страны  региона.

Талибы

Огромные усилия по информационно-психологическому воздействия стали прикладываться  в регионе и со стороны талибов. Более года в Таджикистане, Туркменистане, Узбекистане и некоторых районах Казахстана можно услышать в эфире передачи радиостанции «Голос Шариата» на русском языке. В Таджикистане они  в частности ориентированы на российских пограничников. Согласно политике администрации муллы Омара, раньше запрещалось использовать радио и ТВ, которые по канонам шариата рассматривались как проделки Сатаны. По «Шариату» голос  без малейшего акцента рассказывает об исламе, замечательной жизни в тех странах, где распространена эта религия.  Просветительные размышления об исламе  убеждают, что это  правильная и мирная религия. У неподготовленного слушателя может  возникнуть мысль, что вмешиваться представителям христианского мира в дела мусульман нехорошо. По ходу трансляции программ ненавязчиво подбрасываются комментарии на происходящие события. Передачи тактичны и очень доброжелательны. Составители программ неплохо разбираются в славянском менталитете мышления. В радиоэфире дикторы предпочитают не вест откровенную пропаганду, они ведут себя корректно и воздерживаются от резких выпадов. Анализ произношения дикторов во многих случаях позволяет предположить их северокавказское происхождение.

Российские журналисты считают, что  «из всей этой затеи явно  проступают «ослиные уши» тертых спецов информационных войн, натасканных на западных радиостанциях. Отчетливо заметно, что этот новоявленный «голос» курируют и  опекают  опытные, профессиональные советники далеко неафганского происхождения» [69] . Особенно опасны подобные действия  в условиях информационного вакуума, который существует в районе границы. Власти почти не в состоянии обеспечить присутствие здесь какой то другой  контрпропагандистской  точки зрения.  Телевидение, газеты, радио в большинстве случаев  недоступны.

Внешнее воздействие через Интернет

Любое государство мира может потерять государственность под воздействием различных внутренних и внешних причин. Как одна из угроз в этом  смысле рассматриваются СМИ, как информационно-методологическое оружие, способное путем воздействия на умы и политические настроения масс разрушить государственные основы любого государства. Государства Центральной Азии  разрабатывают  концепции информационной безопасности, которые являются частью концепций национальной безопасности, где предлагаются меры по регламентированию деятельности СМИ. Следующим шагом в обеспечении национальной безопасности может стать контроль над публикациями в Интернет. Пока Кыргызстан не имел потенциальной угрозы извне, через Интернет. Хотя всевозможные информационно-идеологические провокации на локальном уровне случаются. Т. Акимов приводит пример, когда осенью 2000  на российских сайтах было размещено сообщение о том, что знаменитый террорист Хоттаб объявился в Таджикистане. Эта информация появилась в конце Баткенских событий в Интернет со ссылкой на некого специалиста ФСБ  России, хотя она  не проходила в официальной печати. Акимов считает, что  это была политическая «утка», настроенная на проверку бдительности Центрально-азиатских спецслужб [70] .

Однако, пока геопотенциальная угроза Интернет не существует, так как Кыргызстан занят обзором только английских и русских версий в сети, в арабские и китайские сайты, которые могут содержать опасные темы не рассматриваются.

Интернет сейчас представляет опасность для внутриполитической ситуации стран Центральной Азии. В силу своей  неподконтрольности он может дискредитировать власть, распространяя информацию, которая цензурируется в традиционных СМИ. Казахстан тратит на глушение оппозиционного сайта «Евразия» от 1-до 10 миллионов долларов в год. В Кыргызстане прослойка людей, которые могут «заразиться» оппозиционными идеями  через Интернет невелика. По данным кыргызстанского провайдера Азия-инфо, политическими сайтами  в нашей стране интересуется около 2500 человек (0.05% населения). Очень малая доля кыргызстанцев является  политически настроенной через Интернет и может попасть  под информационно-идеологическую обработку враждебной стороны.

Одним из ярких примеров информационной войны в Центральной  Азии стало противостояние между  спецслужбами и высокопоставленными лицами Кыргызстана, Узбекистана  и Таджикистана. Стороны обвиняют друг друга в том,  базы боевиков находятся  на территории сопредельного государства. За 2 года в СМИ  всех заинтересованных стран регулярно публиковались заявления таджикского руководства, в которых отрицалось присутствие боевиков на их территории. Эти заявления сопровождались яростными обличениями со стороны Узбекистана и Кыргызстана. Допустить  факт  присутствия боевиков на своей территории для Таджикистана, значит признать  полную беспомощность руководства страны, неспособность справиться с ситуацией. Власть по-прежнему стремится сохранить свое достоинство утверждая, что ситуация находится под контролем.

Сразу же после вторжения  боевиков ИДУ на территорию Узбекистана и Кыргызстана  руководители стран сделали официальное заявление о том, что  боевики использовали территорию Таджикистана в качестве  плацдарма для вторжения.  Более того, в заявлении конкретно  доказывалось, что  бывшая ОТО и некоторые из ее членов, которые согласно мирному соглашению 1997 года, входя в состав правительства, занимая высокие посты, покровительствуют им.

Информационный конфликт возник и по поводу определения природы боевиков. 23 августа 1999 Российское телевидение, в частности РТР, а также секретарь СБ Таджикистана А. Азимов распространили информацию, что «бандитские группировки, проникшие из Таджикистана в Кыргызстан не имеют отношения к ОТО, а являются представителями узбекской непримиримой оппозиции под предводительством Намангани. Также отмечалось, что  эта группировка уже в течение 5 лет курсирует между Узбекистаном и Афганистаном. Узбекская сторона полностью отрицала эти факты и расценила их как провокацию. Министр иностранных дел Узбекистана Камилов сообщил, что такого понятия как непримиримая оппозиция в Узбекистане нет. Бандитские группировки из состава ОТО курсировали между Афганистаном и Таджикистаном.

В сентябре 1999 года, впервые с начала конфликта, был распространен официальный комментарий правительства Узбекистана по поводу ситуации. В нем отмечается, что «вокруг  этих событий происходят политические и дипломатические спекуляции. Используются нечистоплотные методы,  демагогия и обман с целью ввести в заблуждение общественность. Были обнародованы данные спецслужб  о том, что Намангани постоянно поддерживает связь с Зиеевым, докладывая ему о ходе боевых действий, приводятся факты того, что  раненым боевикам оказывалась медицинская помощь  на территории Таджикистана и даже в самом Душанбе. Ультиматум, предъявленный боевикам - о необходимости либо сложить оружие, либо покинуть страну – в документе МИД РУ был назван «дымовой завесой», цель которой создать имидж миротворца лидеру ОТО перед выборами. Напряженность дошла до того, что появились слухи об отзыве посла Узбекистана из Душанбе.

Российские, узбекские и кыргызские СМИ продолжали приводить факты расположения баз боевиков именно на территории Таджикистана.  Было опубликовано немало аналитических материалов, рассматривающих связь объединенной таджикской оппозиции  с террористами, вторгшимися на территорию Кыргызстана. «Коммерсант» рассказывал о том, как  происходила переброска боевиков ИДУ из различных регионов  Таджикистана в направлении кыргызско-таджикской и узбекско-таджикской границы. Были приведены факты сотрудничества министра по чрезвычайным ситуациям - Зиеева с боевиками. «Неспособность руководства Таджикистана контролировать  значительную часть своих территорий, равно как и действия бывших лидеров ОТО, координирующих террористов, привели к тому, что  они стали «дирижерами» событий, развязанных на юге Кыргызстана и Узбекистана» [71] .

В своем выступлении по Российском у телевидению директор федеральной службы РФ, генерал-полковник К. Топкий также заявил, что в Таджикистане находятся отряды Намангани, которые могут при определенных обстоятельствах всерьез угрожать безопасности в центральноазиатском регионе. С одной стороны Душанбе взял на себя обязанность о выполнении договоренностей, направленных на совместные действия против  религиозного экстремизма и терроризма, подписанных в апреле 2000 в Ташкенте и в июне 2000 в Душанбе. С другой стороны, у Таджикского правительства нет достаточной власти реализовать их. В российской прессе постоянно подчеркивается тот факт, что  власть Рахмонова распространяется только на 45 % страны. Это делается для того, чтобы подготовить общественное мнение к  решительным военным действиям с участием России, если возникнет необходимость. Со стороны  Узбекистана  не раз поступали заявления о том,  что если ситуация не  изменится, то Узбекистан будет считать себя вправе преследовать боевиков на территории Таджикистана, осуществлять воздушную бомбардировку даже без согласия соседей.  Это, якобы, в ходит в задачи национальной безопасности страны. «Защищать свою территорию в рамках международных норм мы будем всеми доступными нам способами» [72] . Акаев также неоднократно делал  жесткие заявления в адрес руководства Таджикистана. Он подверг критике отказ Душанбе дать разрешение кыргызским и узбекским войскам преследовать боевиков на территории Таджикистана  с целью их уничтожения. Правительство Таджикистана 3 раза предпринимало демонстративные эвакуации боевиков с территории своей страны, что  по сути ничто иное как акции по пи-ар. Это позволяет ему каждый раз заявлять, что боевиков на его территории нет. Российские СМИ пишут, что « каждый раз их торжественно выдворяют, а через некоторое время они вновь возвращаются по горным тропам на свои базы» [73] .

Заместитель секретаря Совета Безопасности Таджикистана Н. Назаров сделал безапелляционное заявление о том, что  базы боевиков, нападающих на блокпосты кыргызской армии, находятся в селе Зардалы, расположенном в Баткенском районе. Вслед за ним министр по чрезвычайным ситуациям Таджикистана М. Зиеев заявил, что  узбекских боевиков в Таджикистане нет. В Таджикистане   была создана специальная комиссия,  куда вошли влиятельные в прошлом полевые командиры,  которую отправили на поиски незаконных военных формирований в горных районах Таджикистана. Комиссия не обнаружила в горах следов исламистов. "Во всех районах работает милиция, даже 10 человек незамеченными не могут пройти. Тем более 700 человек", - заявил член таджикской комиссии Махмадрузи Искандаров. Российские СМИ иронично отмечали: «То есть исламистов искали... те же исламисты» [74] . 2 октября 2000 Болот Жанузаков в очередной раз полностью опроверг эту информацию. «Там сейчас находятся наши пограничные войска, и они очень хорошо укреплены. Если заместитель секретаря совета  безопасности Н. Назаров не разбирается в картах и не умеет анализировать объективную обстановку, то это его беда» [75] . Болот Жанузаков привел очередную серию доказательств существования баз в Таджикистане. Это были показания захваченных в плен боевиков, Шарипова и Абдулина,  которые подтвердили, что проходили военную подготовку в лагере на территории Тавильдарьинского района Таджикистана.

16 марта в интервью корреспонденту «Вечерний Бишкек» министр обороны Кыргызстана Эсен Топоев сообщил, что по ту сторону  кыргызско-таджикской границы находятся  до 2.5 тысяч боевиков Джумы Намангани. Реакция со стороны Таджикистана последовала незамедлительно. Одно из последних заявлений было сделано 5 апреля 2001 секретарем совета безопасности по радио «Маяк». На это раз Таджикистан избрал новую тактику обыгрывания ситуации. Назаров заявил, что министр обороны Кыргызстана специально дезинформировал общественность, чтобы дискредитировать силовые структуры Таджикистана. В Таджикистане сейчас для властей важно держать в узде общественное мнение. Они явно ужесточают цензуру. Закрыта недавно учрежденная газета «Мизон», заменено руководство радио и ТВ, а таджикским чиновникам запретили общаться с иностранными дипломатами и сократили им зарубежные командировки. МИД Таджикистана проводит активную работу  по опровержению различной информации, которая время от времени появляется в Российской прессе и СМИ ЦА. «Отдельные российские СМИ развернули вокруг Таджикистана кампанию, направленную на  нагнетание атмосферы напряженности и непосредственно затрагивающую интересы республики» [76] . За последние полгода сотрудники российских СМИ 3 раза вызывались в департамент информации МИД, где их обвиняли  в тенденциозном изложении событий, касающихся как экономической так и политической ситуации  в республике. Обвинениям подвергались и российские пограничники, которые используют свои мощности  для трансляции на территории Душанбе российских каналов. Один из последних конфликтов был связан с сюжетом о ситуации с афганскими беженцами, показанным по РТР. Информация о том, что в сопредельном Афганистане  непосредственно от  мест расположения беженцев идут ожесточенные бой угрожающие их жизни, что правительство Таджикистана не пропускает их вглубь  страны, была полностью опровергнута. «Наше государство остается последовательным приверженцем миролюбивого  политического курса и неукоснительного соблюдения международных норм гуманитарного права в отношении беженцев» [77] .

Напряженные отношения между странами региона, особенно в течение последних трех лет, постоянно сопровождаются борьбой и в информационной сфере. Это типично для любых государств, постоянно конфликтующих в политической и экономической сферах. Поэтому чтобы понять причину информационных конфликтов, сначала нужно разобраться в причинах напряженности в целом. Изначально отношения между Кыргызстаном и Узбекистаном, а также отношения между Каримовым и Акаевым складывались как  отношения «старшего» и «младшего» брата. Узбекистан, стремясь к региональной гегемонии, проводит достаточно агрессивную политику, мало считаясь со мнением соседних государств.  Кыргызстан уже имеет целый набор конфликтов среди которых  пограничный, территориальный, и непосредственно связанная с ним проблема взаимных поставок газа и  электроэнергии. Специфика информационной войны, которая сопровождает все конфликты в том, что в большинстве случаев Узбекистан выступает в роли атакующей стороны, а Кыргызстан обороняющейся. Узбекский авторитарный  режим выражается в жестком контроле над прессой в результате чего она является верным помощником власти, рупором проводимой руководством страны политики. Таким образом, любые информационные атаки со стороны Узбекистана провоцируются в государственных интересах. В Кыргызстане в условиях большей свободы существует относительно независимая пресса и государственные СМИ, то есть оборона представлена в двух «лицах». В большинстве случаев информационные кампании происходят по одной схеме. В узбекских СМИ с подачи государства появляются критические высказывания в адрес Кыргызстана и его руководства. В ответ появляются обличающие и опровергающие публикации в кыргызской независимой прессе, в то время как государственные СМИ дипломатично хранят молчание. Как государство Кыргызстан не в состоянии полноценно противостоять более сильному соседу и вынужден придерживаться более гибкой политики, включая информационную сферу. Информационная война, кульминация которой пришлась на время  событий в Баткене, началась задолго до  этого конфликта.

Первая серьезная проверка отношений на прочность между соседями, произошла в 1998 году, когда группа вооруженных экстремистов напала на группу  милиционеров в Намангане. По  утверждению официальных властей террористы были  членами экстремистской исламской группы  ваххабитов. За этим событием последовала серия массовых арестов и гонений в отношении всех незарегистрированных течений ислама. Узбекские спецслужбы считали, что инициаторов терракта следует искать в Кыргызской части Ферганской долины, и  публикации с подобными обвинениями не раз появлялись в узбекской прессе.  В тот раз официальный Бишкек никак не отреагировал на эти выпады.

Изначально критический тон  по отношению к младшему брату был усилен после взрывов в Ташкенте 16 февраля 1999 года, когда погибло 16 человек, и десятки получили ранения. В интервью журналисту государственного канала «Йошлар канали» Каримов  заявил, что Кыргызстан – «бедная страна и ее руководство неспособно заботиться о своих собственных гражданах». Далее он добавил, что  более 5 тысяч людей ежедневно приезжают из Оша в Андижан, «если каждый из них увезет по буханке хлеба, то ничего не останется для наших собственных людей».  Его раздражение Акаевым было выражено в  знаменитой фразе: « Что же это за руководитель  государства, который ничего не делает, а только улыбается». Его ремарки о хлебе подорвали  имидж «щедрого отца»  среди этнических узбеков в Кыргызстане, поскольку для этого региона хлеб является чем-то святым. Кроме того, эти  высказывания повлекли за собой критику со стороны кыргызской оппозиции и независимой прессы. Со стороны Акаева или руководства страны не последовало никакой реакции. Оппозиционная пресса использовала эту ситуацию, чтобы показать каким слабым и нерешительным является лидер страны, если он так легко глотает обиду.

В последующий период узбекские спецслужбы похитили несколько граждан Кыргызстана из Ошской области, которые подозревались в организации взрывов в Ташкенте. Они были осуждены и приговорены к разным срокам заключения на территории Узбекистана. Оппозиционная пресса Кыргызстана с горечью констатировала, что  Узбекистан свободно нарушает нормы международного права и вторгается на территорию соседнего государства без разрешения. Они призывали правительство  предпринять ответные действия. Однако опять реакции из Белого Дома не последовало. 

Следующий конфликт был связан с проблемой поставок энергоресурсов. Традиционно Кыргызстан поставлял электроэнергию  на большую территорию узбекской части Ферганской долины. В обмен Узбекистан должен был  поставлять соседу природный газ. В начале 1999 до 2001 Узбекистан постоянно перекрывал подачу газа в соседнюю страну, что ставило Кыргызстан на грань энергетического кризиса. Представители оппозиции и местная пресса жестко критиковали собственное правительство за то, что оно не в состоянии разрешить проблему и не  перекрывает в ответ на действия Узбекистана электричество и  воду.  В начале 2001, когда Узбекистан в очередной раз прекратил поставку газа, сославшись на аварию на трубопроводе, кыргызское руководство, в конце концов,  перекрыло воду и электричество.

Добавили напряженности в двусторонние отношения и Баткенские события. Этот период характеризуется особым накалом информационных «страстей», которые проявились в  критических замечаниях со стороны Каримова и  узбекской прессы и  в агрессивной реакции на это кыргызских СМИ.  Так государственный канал «Йошлар канали» в самом начале конфликта выпускает в эфир репортаж из зоны военных действий, где подчеркивается слабость  кыргызского правительства, которое не может справиться с ситуацией: «Как может страна называться независимой, если она не в состоянии защитить себя от врагов». Другое критическое замечание заключалось в том, что  узбекские журналисты настаивали, что среди террористов находятся узбеки из Кыргызстана и Таджикистана, но не из Узбекистана.

Оппозиционная пресса в Кыргызстане усилила критику в отношении Ташкента, после того как узбекистанские ВВС разбомбили село Кара-Тейит.  Газеты «Асаба», «Аалам», и «Дело №» сочли этот инцидент проявлением войны и призывали правительство сделать все возможное, чтобы предотвратить угрозу. В «Асабе» даже выдвигалось предположение, что Узбекистан  может захватить территорию  Кыргызстана. Южный сосед  был признан врагом номер 1.

Процесс демаркации  кыргызско-узбекской границы по разному освещался в прессе обоих государств.  В то время как «Вечерний Бишкек» и «Дело №»  публиковали репортажи об унизительных процедурах проверки на  таможне, узбекская пресса писала о необходимости  укрепления границы в целях  национальной безопасности.

В 2000 году было отмечено некоторое потепление отношений между странами. Политологи связывают это с предвыборными кампаниями, которые проходили в обох государствах. Посол Кыргызстана в Ташкенте в выступлении по Узбекскому национальному телевидению призвал узбекский народ поддержать кандидатуру Каримова на выборах: «Кыргызский народ внимательно наблюдает за грандиозными  экономическими и социальными переменами, которые  происходят в вашей свободной стране. Мы тесно  связываем будущее развитие Узбекистана с глубокоуважаемым президентом Каримовым». В ответ Каримов во время саммита лидеров Центральной Азии в Душанбе сказал, что  не видит альтернативы Акаеву на предстоящих выборах. Более того, он  нанес официальный визит в Бишкек, чтобы поддержать коллегу перед выборами. «Если бы я был рядовым гражданином Кыргызстана, я бы проголосовал за Акаева»,  - сказал он, выступая перед журналистами.

Тем не менее, Кыргызстан явно проигрывает  информационную войну   в южных  областях. Несмотря на государственные программы, призванные  создать информационную  инфраструктуру, включить регион в общее информационное пространство страны, влияние узбекских информационных потоков оказывается более сильным.  Все проправительственные телестанции Узбекистана покрывают своим вещанием всю Ферганскую долину, включая кыргызскую ее часть. Программы государственного Кыргызского телевидения доступны не везде и лишь в определенные часы. Не спасает положение и создание нового телецентра в Оше. Таким образом, настроения населения складываются неоднозначно. В большинстве случаев оно оказывается более ориентированным на Узбекистан. 

Такое положение выгодно нашему соседу, который стремится полностью контролировать Ферганскую долину, добиваясь своих целей не только с помощью политического и экономического давления, но и организуя общественное мнение среди населения. Узбекистан получает возможность вести откровенную пропаганду своей государственной политики на чужой территории.  Кроме традиционных методов пропаганды через прессу используются менее привычные, такие как распространение листовок среди населения, в которых говорится о скором присоединении части  кыргызской территории к Узбекистану. Эти действия имели место весной 2001 года, после подписания скандального «секретного» меморандума между Кыргызстаном и Узбекистаном об обмене территориями.

*   *   *

Философы, после того как произошла промышленная революция, включили в круг своих размышлений проблему влияния техники на функционирование общества. Они задают риторический вопрос о том, способны ли преимущества, которые дает технический прогресс, покрыть те  недостатки, которые он параллельно приносит? Не является ли  он  свидетельством деградации, а не  эволюции общества? Эти размышления вполне оправданы и в отношении прогресса информационных технологий, с которым  человечество связывает свои надежды на будущее. Одно из неприятных последствий достижения техники - это информационные войны, которые пришли в новое тысячелетие, чтобы в нем остаться. Существующие теоретические исследования явления пока достаточно примитивны и поверхностны,  опыт стран в использовании информационного  оружия минимален, а примеры крупных информационных войн пока еще можно пересчитать по пальцам. Тем не менее, имеющихся знаний уже достаточно, чтобы понять какую угрозу несут  самые «мирные» и самые «некровопролитные» войны нового века. Если сегодня воздействие планируется на  определенном сегменте аудитории, то в будущем нас ждет колоссальная индивидуализация коммуникации, когда каждый будет получать  личное послание, составленное в соответствии с  его интересами.

В глобальном смысле новое оружие позволит создать цивилизацию программируемых и перепрограммируемых зомби, которые даже не будут осознавать, что лишены самостоятельного мышления. «Если бы люди действительно знали, то война бы  остановилась завтра, но, конечно, они не знают и не могут знать» [78] .  Бессмысленными оказываются поиски  какой бы то ни было правды, и единственным спасением кажется  искусственное создание информационного вакуума, предотвращающего любое влияние извне, что, конечно же, невозможно.

Все более популярными становятся специалисты по пи-ар и коммерческой рекламе, все менее значимой выглядит профессия журналиста, который рассматривается как инструмент в чьих-то умелых руках.

Однако, все эти неприятные моменты ожидают нас, возможно,  лишь через несколько десятилетий. В ближайшее время мы можем продолжать наблюдать и подвергаться влиянию локальных информационных войн, сопровождающих тот же Баткенский конфликт. Стало аксиомой, что любая война на реальном поле боя,  теперь неизбежно сопровождается войной в информационном пространстве. А поскольку Баткен – это надолго, то и информационная война вокруг него – это всерьез.

недорого сдам комнату в 3-комнатной квартире в центре Петербурга