В религиозном отношении дифференциация населения Афганистана достаточно
проста. Наиболее распространена суннитская ветвь ислама ханафитского
толка, шиитов-имамитов около 2,5 миллионов человек, это, прежде
всего, хазарейцы. Местом компактного проживания шиитов является
историческая область Хазараджат, включающая провинцию Бамиан, а
также прилегающие территории соседних провинций (Саманган, Балх,
Баглан, Парвон). В провинциях Бадахшан, Баглан и Тахор имеются довольно
многочисленные общины исмаилитов, главным центром которых на территории
Афганистана является город Пули-Хумри (провинция Баглан). Кроме
того, в различных этнических группах исповедуются сикхизм, индуизм,
иудаизм.
Ниже в таблицах приведен этнический
состав населения Афганистана. Здесь разнородность особенно очевидна.
Следует, однако, учесть приблизительность любых данных этого рода:
в Афганистане никогда не проводилось точной переписи населения.
В то же время, начиная примерно с середины 1970-х годов, в структуре
афганского населения произошли большие изменения, системно незафиксированные
в каких-либо исследованиях. Так, к примеру, большие сомнения вызывает
указанная численность киргизов – 15 тысяч человек.1
Очень трудно говорить о фиксированной численности даже самого многочисленного
народа – пуштунов, поскольку миграция пуштунских племен между Пакистаном
и Афганистаном в юго-западной зоне страны никем не контролируется.
(Например, В.Бушков приводит данные на середину 1980-х годов – 52
процента населения Афганистана, всего 9 миллионов человек2).
Число таджиков, по данным В.Бушкова, в середине 80-х годов достигало
3,5 миллионов человек (20 процентов) и памирцев – 110 тысяч человек.
Предположительно, к концу 90-х годов их численность могла достигать
4-х и более миллионов человек.3
Общепризнанный лидер таджиков Афганистана – Ахмад Шах Масуд, предки
которого переселились в Афганистан с территории бывшей советской
Средней Азии (населенный пункт Даабет в Самаркандской области Узбекистана
считают своей родиной все панджшерские таджики. Предположительно,
это переселение происходило в период заселения Средней Азии тюркоязычным
населением и вытеснением персоязычных этносов. В Панджшерской долине
на этот счет есть много легенд, передаваемых из поколения в поколение,
в долине есть несколько зийоратов (святых мест), связываемых с легендами
о переселении нынешних панжшерцев из Даабета. – А.К.). Основные
территории расселения таджиков – провинции Бадахшан, Тахор, Герат,
Джаузджан, Саманган, Балх, Кундуз, а также Панджшерское ущелье и
долина Шамоли (часть территории провинций Кабул, Парвон, Каписа).
Необходимо учитывать также огромное количество беженцев, покинувших
страну за годы советско-афганской войны и в ходе продолжающейся
войны. Тем не менее, принимать во внимание приводимые данные представляется
возможным и необходимым, поскольку они дают хотя бы общее представление
о пропорциях разных этносов в составе населения.
Этнический состав населения Исламского Государства Афганистан:
Народы |
тыс.чел.
|
Народы |
тыс.чел.
|
Иранская группа |
14800
|
Курды |
10
|
Пуштуны |
7500
|
Ормури |
5
|
Таджики |
4800
|
Парачи |
5
|
Хазарейцы |
1500
|
Тюркская группа |
1920
|
Чар-аймаки |
500
|
Узбеки |
1300
|
Фирузкули |
125
|
Туркмены |
545
|
Джамшиды |
115
|
Афшары |
35
|
Таймани |
110
|
Киргизы |
15
|
Теймури |
100
|
Казахи |
5
|
Хазара-и-Калай-и-Нау |
50
|
Нуристанская группа |
160
|
Индоарийская группа |
190
|
Нуристанцы |
60
|
Пашал |
110
|
Брагуи |
45
|
Пенджабцы |
30
|
Арабы |
35
|
Цыгане |
20
|
Моголы |
20
|
Индусы-тираи |
20
|
Другие и неизвестные |
47
|
Джаты |
10
|
в т.ч. Каракалпаки |
3
|
Памирские народы |
170
|
Уйгуры и гуджуры |
2
|
Белуджи |
110
|
Евреи |
1
|
Персы |
40
|
|
|
Доктор Раван Фархади, посол Исламского
Государства Афганистан в Организации Объединенных Наций, приводит
иные данные по этноконфессиональному составу населения Афганистана.4
Необходимо, однако, учитывать субъективность всех внутриафганских
оценок, имея ввиду глубоко укоренившуюся поляризацию афганского
общества.
Этно-конфессиональный состав населения ИГА (по данным
Р.Фархади):
Сунниты |
84% |
Шииты (имамиты) |
15,08% |
Исмаилиты |
0,02% |
Пуштуны |
30% |
Хазарейцы |
|
Памирцы |
|
Таджики |
30% |
Кызылбаши |
|
Кайанцы |
|
Узбеки |
10% |
Гератцы (частично) |
|
|
|
Белуджи |
5% |
|
|
|
|
Нимрузцы |
|
|
|
|
|
Гератцы |
|
|
|
|
|
Аймаки |
|
|
|
|
|
Пашаизы |
|
|
|
|
|
Нуристанцы |
|
|
|
|
|
Дополнительным фактором, усложняющим
еще более и без того сложную этническую картину (и соответственно,
политическую), является разделенность практически всех крупных народов,
проживающих в Афганистане. Достаточно яркими примерами этого являются
наиболее крупные из народов Афганистана, например, таджики. Будучи
вытесненными в конце 1992 – начале 1993 годов отрядами Народного
фронта в северные районы Афганистана, силы таджикской оппозиции
и их семьи встретили в этих районах родственное таджикское и другое
население. Причем родственное не только в широком этническом понимании,
но и просто в человеческом, поскольку многие южные таджики имеют
в Северном Афганистане своих кровных родичей. Такие же родственники
в Афганистане были и у жителей Горно-Бадахшанской автономной области
Таджикистана – памирских народов: рушанцев, шугнанцев, ишкашимцев
и некоторых других, издавна живущих как на правом, так и на левом
берегах Пянджа (название реки в верховьях – Гунт).5
Более того, близкородственным было и тюркоязычное и иное население
юга Таджикистана и севера Афганистана. И там, и там жили узбеки,
туркмены, арабы и некоторые другие народы. И здесь также было заметным
не только племенное единство, когда, например, на обоих берегах
Амударьи жили узбекские племена каттаганов, кунградов, карлуков,
кенегесов и др., но и единство на родоплеменном и семейно-родственном
уровнях.6 По данным М.Ламаулина
(Институт стратегических исследований при президенте Республики
Казахстан),7 этнодемографическая
картина разделенных народов, населяющих Афганистан и соседние государства,
выглядит следующим образом:
|
Афганистан
|
Пакистан
|
Таджикистан
|
Узбекистан
|
Туркменистан
|
Иран
|
пуштуны |
8-9 млн
|
13-14 млн
|
|
|
|
|
таджики |
ок. 4 млн
|
|
3.5 млн
|
|
|
|
узбеки |
1.7 млн
|
|
|
19 млн
|
|
|
туркмены |
0.5 млн
|
|
|
|
2 млн
|
0.7 млн
|
белуджи |
170 000
|
3.1 млн
|
|
|
|
1 млн
|
Еще один фактор, имеющий важное
значение для понимания состояния и динамики развития страны, в том
числе и политических процессов, можно назвать этнотерриториальным.
Так, пуштуны расселены преимущественно к югу от Гиндукуша. В то
же время и в этих районах они не занимают сплошь всей территории,
проживая чересполосно (а точнее, по рельефно-климатическим зонам)
с таджиками, хазарейцами, белуджами и народом брагуи. В южной части
страны значительное число пуштунов (это же относится к белуджам
и брагуи) ведет кочевой или полукочевой образ жизни.8
Число пуштунов к северу от Гиндукуша, куда они начали переселяться
во второй половине XIX века, невелико, но они играют важную роль
в этнополитической жизни. Очень важным для понимания современной
ситуации является следующий факт, относящийся к этнической сфере:
использование этнонима "таджик" в Афганистане не всегда
четко, поскольку так называют себя иногда и группы, другие по происхождению,
в том числе и пуштуны, говорящие на фарси.9
Это как раз, в основном, "северные" пуштуны, чересполосно
проживающие в провинциях Батгиз, Фариаб, Тахор, Кундуз и некоторых
других.
Третьей наиболее крупной группой
населения Афганистана были и остаются узбеки. Их численность на
1986 год, по данным В.Бушкова, составляла 1,5 миллиона человек,
или около 9 процентов населения (к концу 90-х, вероятно, свыше 2
миллионов человек10). Узбеки
живут достаточно компактно в приграничных с постсоветской Средней
Азией провинциях, на территории с историческим названием Чор-Вилойет
(четыре области), где ранее существовали независимые узбекские княжества
Меймане, Ахча, Балх и Кундуз, территориально практически сопоставимые
с нынешними провинциями Фариаб (административный центр провинции
– город Меймане), Джауджан (центр – город Шиберган), Балх (центр
– Мазар-и-Шариф) и Кундуз (Кундуз). Довольно многочисленны узбеки
и в приграничной полосе провинции Тахор (район городов Дашт-и-Кала,
Янги-Кала, Ходжагар, Чохи-Оби др.).
Развитие капиталистических отношений
и формирование классов буржуазного общества в Афганистане принято
вести от первой трети 20 века и связывать с реформами кабульского
эмира Аманулло-хана (1919-1929 гг.) Развитие товарно-денежных отношений
содействовало имущественному расслоению крестьянства, являвшегося
до тех пор главным классом афганского общества. Замена натуральных
налогов денежными, рост помещичьего землевладения, принятие в 1923
году Закона о продаже государственных земель и юридическое оформление
права частной собственности на землю, появление первых промышленных
предприятий и систем транспорта и связи – все это вместе взятое
способствовало модификации социально-экономической системы, однако,
учитывая консерватизм преимущественно сельского уклада жизни, докапиталистические
отношения оставались господствующими. Товарное производство и товарно-денежные
отношения уже в 70-е годы занимали серьезные позиции только в некоторых,
наиболее экономически развитых, районах страны. Во многих же регионах
(южные пуштунские провинции, а также Хазараджат, Нуристан, Вахан)
продолжали преобладать натуральные и полунатуральные формы хозяйства
и социальной организации.11
В связи с этим, а также для лучшего понимания того, как складываются
общественные отношения в современном Афганистане, нужно отметить,
что даже экономические отношения регулировались (и продолжают регулироваться)
не государственными законодательными актами, а адатом, обычным правом,
местными традициями и обычаями, а также авторитетом основных собственников
земли, являющихся, как правило, и родоплеменными лидерами. По официальным
данным, число таких семей, владевших 45 % обрабатываемой земли,
составляло в стране к 70-м годам примерно 1200 человек. В то же
время, примерно треть крестьян вообще не имела никаких средств производства
и находилась, таким образом, в полной кабальной зависимости от помещиков-вождей.
Немногочисленные рабочие промышленных предприятий (около 250 тысяч
человек) сохраняли и сохраняют устойчивые связи с деревней и продолжают
оставаться в орбите традиционных отношений.12
Исходя из сказанного, можно сделать
вывод о том, что социальной основой процессов, происходивших в Афганистане
в последние десятилетия является и продолжает являться переход от
докапиталистических к буржуазно-классовым отношениям. Деятельность
немногочисленных общественных движений и организаций (например,
"Пробудившаяся молодежь" – "Виш зальмиян", оформилась
к 1947-му году), действовавших до 1952-го года, не была сколько-нибудь
продуктивной, так как игнорировала существующую систему традиционных
отношений и потому не имела хоть сколько-то значимых и действенных
связей с массами населения. В 1952-м году на деятельность общественных
организаций был наложен запрет, что заложило традицию подпольной
общественно-политической деятельности. Выступления различных группировок
разворачивались, как правило, по двум направлениям: во-первых, в
пользу отмены экономических привилегий крупного частного капитала
и принятия мер, облегчающих предпринимательскую деятельность мелкой
и средней буржуазии; во-вторых, против монополии помещиков и крупного
капитала на политическую власть, за утверждение буржуазно-демократических
институтов, начиная с права на создание политических партий и заканчивая
ответственностью правительства перед парламентом.13
В конкретно-исторических условиях
Афганистана этот комплекс целей оказался увязан с реформаторством,
осуществлявшимся сверху. Правда, попытки правящих кругов осуществлять
постепенные реформы, приспосабливая существующие общественные отношения
к требованиям капитализации общества, стремление сохранить в неизменности
классовую структуру общества, привели их в итоге к необходимости
расширения социальной базы режима и прежде всего с опорой на средние
слои. Именно средние слои оказались тем фундаментом режима, которой,
воспринимая новшества был способен адаптировать их к традиционным
афганским ценностям. В то же время, попытки реформаторства за счет
обращения к внешним инвестиционным и технологическим источникам
лишь обострили ряд внешнеполитических проблем. Геополитическое значение
Афганистан оказалось таково, что любая экономическая помощь извне
обязательно оказывалась увязана с требованием следовать тому или
иному политическому курсу.14
Уже в 40-е годы Афганистан столкнулся и с попытками ряда западных
стран подорвать его суверенитет путем использования афгано-пакистанских
противоречий по пуштунскому вопросу. В то время, как в Кабуле разрешение
этой проблемы исключительно мирными средствами рассматривалось как
некая национальная задача.15
Учитывая полиэтничность самого афганского социума и наличие проблемных
моментов в отношениях афганских пуштунов с другими народами страны,
чрезмерное раздувание пуштунской проблемы даже во внешнеполитическом
аспекте было чревато внутриконфессиональной дестабилизацией.
Политико-экономическая ситуация в стране самым непреложным образом
сказывается и на утверждении того или иного статуса социальных отношений.
И хотя трудно говорить об афганцах как об окончательно сложившемся
монолитном этносе, в ходе войн на независимость против Великобритании
в самосознании всех групп социума сложилась, судя по-всему, самоидентификация,
имеющая несколько уровней. Национальный – пуштун, таджик, хазара
или кто-то еще. Конфессиональный – суннит, шиит, исмаилит. Государственный – афганец. Характерно, что все афганцы, независимо от этноконфессиональной
принадлежности, не приемлют разговоров о разделе страны. Для них
Афганистан – един и неделим.
Именно поэтому, наряду с ментальными
различиями различных этнических и этноконфессиональных групп и связанными
с этими различиями особенностями поведения, в том числе этикетного,
есть и некий инвариант этого поведения, инвариант афганской ментальности.16
Основой его является понятие адаба, происходящее из домусульманских
традиций дариязычных афганских этносов (в том числе таджиков, хазарейцев
и пуштунов). Пуштунский морально-этический и юридический традиционный
кодекс, известный под названием "Пуштунвали" по сути представляет
тот же адаб, дополненный собственно пуштунскими традиционными нормами
поведения. Одной из подобных традиций персоязычных народов является
единство глубинной и поверхностной структур поведения человека.
Другими словами, в подавляющей массе афганцы ведут себя естественным
образом, не подчиняя свое поведение конкретным условиям и ситуациям.
Очень ярко эта особенность проявляется в отношении к тем или иным
лидерам или руководителям. Можно, кстати, отметить, что эта традиция
персооязычных афганцев в результате длительного совместного (чересполосного)
проживания в значительной степени стала свойственна и другим этносам
– узбекам, туркменам, аймакам.
Чрезвычайно медленно происходило
формирование афганской гражданской и военной интеллигенции. Первые
учебные заведения современного типа появились в Кабуле в начале
века (в 1903 году – лицей "Хабибия", работавший под руководством
немцев,17 в 1907 – военная школа,
в 1932 – Кабульский университет). Для последующей истории страны
немаловажен тот факт, что формирование военной интеллигенции происходило
опережающими темпами, нежели развитие интеллигенции гражданской.
Складывание офицерского сословия имело и еще две особенности. Во-первых,
подавляющее число офицеров были пуштунами. Во-вторых, практически
все офицеры получали образование за рубежом: в странах Запад, в
Индии и Советском Союзе. В СССР получили подготовку около 15 % всех
военных и технических специалистов Афганистана.18
Если формирование афганской интеллигенции
происходило крайне медленно, то роль традиционных религиозных сословий
в жизни общества вовсе не уменьшалась. Улемы – сословие традиционной
мусульманской средневековой интеллигенции, законоведы и знатоки
шариата – играли и играют в жизни страны куда более значимую роль,
нежели интеллигенция. Сословие улемов неоднородно. Сюда относятся
факихи и муфтии (знатоки шариата, выносящие решения по сложным юридическим
и религиозно-правовым вопросам); кази (судьи); мударрисы (преподаватели
религиозных учебных заведений – медресе и дар пл-алам); мухтасибы
и арифы (блюстители нравственности и порядка в общественных местах),
а также муллы, имамы и хатибы (служители культа в мечетях). Общая
численность улемов по самым умеренным расчетам никогда не была в
Афганистане последних десятилетий ниже 250 тысяч человек. Центров
же влияния улемов в Афганистане достаточно: мечетей в конце 70-х
– более 15 тысяч, мазаров – около 1500,19
в том числе имеющих общемусульманскую значимость (в Герате находится
почитаемая могила Ходжи Абдулло Ансари Херави Гератского (1006-1089),
в Газни – Санаи Газневи (XII), а в Мазар-и-Шарифе – одна из семи
могил Абу Али ибн Талиба, четвертого "праведного" халифа
ислама. С XVIII века в Кандагаре хранится покрывало (хирга) пророка).20
Крупными центрами исламского образования являются Герат, Мазар-и-Шариф,
Меймане, Кундуз, Кабул и Газни. С XVIII века большое влияние на
афганскую исламскую интеллигенцию оказывают индийские исламские
религиозные школы, в частности, Деобандское движение. Особенно активно
сближение с мусульманскими кругами Индии происходило в начале XX
века. Это продолжалось вплоть до свержения монархического строя
в Афганистане и установления республики Мохаммада Дауда (1974).
Впрочем, Деобандское движение не сыграло решающей роли в формировании
религиозной системы Афганистана. Примерно с 1945-го года начинается
активное взаимодействие исламских кругов Афганистана с Ближним Востоком.
В религиозных учебных заведениях Афганистана активно работают преподаватели
каирского университета "Аль Азхар", в Каире получают образование
множество афганцев. Именно в русле этого взаимодействия в Афганистане
возникли организации движения "Ихван уль-Муслимон" – "Братья-мусульмане".
Афганские шииты получали образование в высших учебных заведениях
в г.Кумы (Иран) и в г.Неджеф (Ирак). Все это, безусловно, имеет
политическое значение.21
Традиция безусловного подчинения лидеру, даже определенного преклонения
перед ним, происходящая, вероятно, из системы родоплеменных отношений,
в современных условиях преломляется через этнополитическую ситуацияю,
трансформируясь на политических лидеров. И если, например, у хазарейцев
духовный наставник и гражданский руководитель объединяются в одном
лице, то у таджиков или узбеков религиозный фактор играет уже значительно
меньшую роль. Едва ли не наиболее ярко это проявляется на примере
Ахмад Шаха Масуда. В периодической печати существует уже сформировавшийся
стереотип представлений об отношении афганских таджиков к Масуду.
В принципе, как имел возможность наблюдать сам автор в разное время
на протяжении 90-х годов вплоть до августа 2000-го года, этот стереотип
в большей части соответствует действительному положению вещей.
Из этого факта проистекает важная особенность современной афганской
военно-политической реальности. Смена тем или иным лидером своих
политических пристрастий означает одновременно и переход на ту или
иную сторону подчиненных ему военных формирований. В ситуации, когда
политические рекомбинации нередки, а это напрямую относится к Афганистану
1990-х, названный фактор серьезно усложняет общий ход военно-политических
событий. Позиция местных авторитетов оказывает чрезвычайно сильное
влияние на ситуацию в стране. Они определяют характер морально-этической
и социально-политической оценки населением той или иной местности
любых решений или действий властей или иных сил общенационального
масштаба.
В то же время, в силу особенностей
исторического развития, для афганского менталитета в большинстве
случаев характерным является преобладание регионализма в ущерб представлениям
о принадлежности к единому централизованному государству. "…
Их неукротимая ненависть к государственной власти и любовь к личной
независимости мешают им стать могущественной нацией; но именно эта
стихийность и непостоянство поведения превращают их в опасных соседей,
поддающихся влиянию минутных настроений и легко увлекаемых политическими
интриганами, которые искусно возбуждают их страсти".22
Из вышеизложенного следуют такие основные черты партий и иных политизированных
структур в Афганистане: – наличие обязательного религиозного элемента, значимость которого
может варьироваться в незначительных пределах, всегда играя чрезвычайно
важную роль; – ярко выраженный этнический и конфессиональный критерий; – местнический характер большинства группировок; – важная роль военных, сориентированных, как правило, на те или
иные внешние силы; – чрезвычайно высокая степень единоначалия.
Первая политическая организация современного типа появилась в Афганистане
в годы правления эмира Хабибулло-хана (1901-1919) и вошла в историю
под названием "Машрута" ("Конституция") или
"младоафганцы". Организация действовала нелегально и,
раскрытая полицейскими агентами в 1909-м году была разгромлена.
В 1947-м году возникло общественное движение "Пробудившаяся
молодежь", деятельность которой носила кружковый и просветительский
характер. В 1964-м году в Афганистане была разрешена деятельность
политических партий. В 1965-м образовалась Народно-Демократическая
партия Афганистана (НДПА), в 1967-м разделившаяся на две фактически
автономные фракции – "Хальк" ("Народ") и "Парчам"
("Знамя"). К концу 60-х действовал уже целый спектр партий
и движений: от леворадикальной маоистской "Шоалеи джавид"
("Вечное пламя") до правоэкстремистских исламских "Ихван
уль-муслимон" ("Братья-мусульмане") и "Мусульманская
молодежь". После прихода к власти Мохаммада Дауда (1973) деятельность
партий была запрещена и все они ушли в подполье.
Развитие процессов модернизации в Афганистане при президенте Дауде
привело к росту внутренней оппозиции. Появление оппозиции происходило
в русле тех же закономерностей, которые ранее имели место в других
мусульманских государствах. С одной стороны, представители социальных
слоев, развивающихся в результате модернизации общества, вместе
с частью традиционной элиты выражали недовольство недостаточно быстрыми
темпами модернизации в Афганистане. В первую очередь, это имело
отношение к среднему и низшему офицерскому составу армии, городской
интеллигенции и среднему административному персоналу. Именно эти
группы населения и составили социальную основу Народно-демократической
партии Афганистана (НДПА), которая была образована в 1965 году.
С другой стороны, появилась и оппозиция, выступающая против угрозы,
которую несла, по их мнению, модернизация общества исламским ценностям.
В среде этой оппозиции выделялся выделялся Гульбетдин Хекматиар,
организовавший уже в то время первые вооруженные выступления против
режима президента Дауда. Именно с возникновением этой оппозиции
1970-х связана хроника последующего развития межафганского конфликта,
особенно после окончательного вывода советских войск.
Центром исламской оппозиции, связанной с международной организацией
"Братья-мусульмане", являлся Кабульский университет. В
1975-м году Хекматиар эмигрировал в Пакистан, где создал Исламскую
партию, в которую на этом этапе вошли и многие другие будущие лидеры
вооруженной исламской афганской оппозиции: Бурханутдин Раббани,
Юнус Халес, Мохаммад Наби, Ахмад Шах Масуд, Казы Амин, Абдул Сайяф,
Сейид Омар, Сегбатулло Моджадади, Сейид Гейлани и другие. Под влиянием
различных мусульманских организаций, а также пакистанских и иранских
спецслужб, политико-религиозные воззрения Хекматиара становились
все более максималистскими, что привело к расколу партии. Первым
ушел преподаватель Кабульского университета Бурханутдин Раббани,
после апрельской революции откололась группировка Юнуса Халеса,
затем образовались самостоятельные группы С.Моджадади, С.Гейлани
и другие.
Апрельская (саурская) революция 1978 года прошла по сценарию аналогичных
выступлений, прошедших ранее в некоторых других исламских государствах.
Как и в Египте в 1956 году, в Ливии, в Ираке, в Сирии, при поддержке
среднего и младшего офицерского состава в результате военного переворота
к власти в Афганистане пришли радикально настроенные сторонники
ускорения модернизации в жизни традиционного общества из Народно-демократической
партии Афганистана (НДПА). Военный переворот в Кабуле не вызвал
на первом этапе какого-либо масштабного сопротивления в стране.
Традиционное афганское общество восприняло апрельскую революцию,
как продолжение исторической традиции управления в стране, тем более,
что ряд лидеров НДПА (Тараки, Наджибулла) относились к традиционной
пуштунской аристократии. Однако, затишье было недолгим. Противостояние
перешло в плоскость вооруженной борьбы очень скоро и это было вполне
логично. Если светский режим Дауда не удовлетворял оппозицию, объединявшую
самые разные слои населения, склонные к традиционализму, то действия
НДПА, направленные на ликвидацию частной собственности и ускоренное
построение социализма, вызвали массовое отторжение у самых широких
масс населения страны, абсолютно неготовых к восприятию социалистического
эксперимента. Едва ли не самой страшной ошибкой нового кабульского
режима была начавшаяся в 1978-м и усилившаяся в начале 80-х годов
борьба с религией, ответной реакцией стало формирование движения
сопротивления – джихад.
1 См. подробнее: Князев А. Смутные времена на крыше мира. Вернутся
2 Бушков В. Таджикистан и талибы.
// Центральная Азия и Кавказ. Стокгольм. – 1997. – № 7. URL: http://www.ca-c/datarus/bd_rus.shtmll
3 Бушков В. Таджикистан и талибы.
// Центральная Азия и Кавказ. Стокгольм. – 1997. – № 7. URL: http://www.ca-c/datarus/bd_rus.shtmll
4 Фархади Раван. Влияние ислама
на освободительную войну в Афганистане. // Центральная Азия и Кавказ.
Стокгольм. – 2000. – № 1(7), с.150.
5 Бушков В. Таджикистан и талибы.
// Центральная Азия и Кавказ. Стокгольм. – 1997. – № 7. URL: http://www.ca-c/datarus/bd_rus.shtmll
6 Бушков В. Таджикистан и талибы.
// Центральная Азия и Кавказ. Стокгольм. – 1997. – № 7. URL: http://www.ca-c/datarus/bd_rus.shtmll
7 Ламаулин М. Центральная Азия и
ситуация в Афганистане. Центральная Азия и Кавказ. №7, 1997. http://www.ca-c/datarus/bd_rus.shtmll
8 Бушков В. Таджикистан и талибы.
// Центральная Азия и Кавказ. Стокгольм. – 1997. – № 7. URL: http://www.ca-c/datarus/bd_rus.shtmll
9 Бушков В. Таджикистан и талибы.
// Центральная Азия и Кавказ. Стокгольм. – 1997. – № 7. URL: http://www.ca-c/datarus/bd_rus.shtmll
10 Бушков В. Таджикистан и талибы.
// Центральная Азия и Кавказ. Стокгольм. – 1997. – № 7. URL: http://www.ca-c/datarus/bd_rus.shtmll
11 Мурадов Г. Социальная структура
афганского общества. Афганистан. // Российская Академия наук. Научный
Совет по проблемам востоковедения. – 1999/ – Выпуск № 12, март.
URL: http://www.fr.ru/12afg.htm
12 Мурадов Г. Социальная структура
афганского общества. Афганистан. // Российская Академия наук. Научный
Совет по проблемам востоковедения. – 1999/ – Выпуск № 12, март.
URL: http://www.fr.ru/12afg.htm
13 Ахрамович Р.Т. Афганистан в 1961-1966
гг. Москва: Наука. – 1967 – с. 5.
14 Так случилось, например, при
осуществлении афгано-американского гидромелиоративного "Гильмендского
проекта". См.: Ахрамович Р.Т. Афганистан в 1961-1966гг. Москва:
Наука. – 1967. – с. 5-6.
15 Ахрамович Р.Т. Афганистан в 1961-1966
гг. Москва: Наука. – 1967. – с. 6
16 Грюнберг А.Л., Рахимов Р.Р. Этикет
у народов Афганистана.// В сб.: Этикет у народов Передней Азии.
Москва: Наука. – 1988. – с.189.
17 В кабульском лицее "Хабибия"
учились, в частности, Наджибулла и Ахмад Шах Масуд.
18 Мурадов Г. Социальная структура
афганского общества. Афганистан. // Российская Академия наук. Научный
Совет по проблемам востоковедения. – 1999/ – Выпуск № 12, март.
URL: http://www.fr.ru/12afg.htm
19 Мурадов Г. Социальная структура
афганского общества. Афганистан. // Российская Академия наук. Научный
Совет по проблемам востоковедения. – 1999/ – Выпуск № 12, март.
URL: http://www.fr.ru/12afg.htm
20 Фархади Раван. Влияние ислама
на освободительную войну в Афганистане.// Центральная Азия и Кавказ.
Стокгольм. – 2000. – № 1(7), с.150.
21 Фархади Раван. Влияние ислама
на освободительную войну в Афганистане.// Центральная Азия и Кавказ.
Стокгольм. – 2000. – № 1(7), с.151.
22 Энгельс Ф. Афганистан. // Маркс
К. Энгельс Ф. Собр.соч., т.14, изд. 2-е. – Москва. – 1959. – с.78.
|