Назад На главную страницу
Политика | Экономика | Беженцы, миграция, диаспоры | Спецслужбы и безопасность | Терроризм, наркобизнес | Афганистан | Уйгурский вопрос | Русские

ТАЙНА СМЕРТИ НАДЖИБУЛЛЫ
или как всеми преданный президент остался верен своей родине

Владимир АНДРИАНОВ
Владимир ПЛАСТУН

Русский биографический институт готовит к публикации работу В.Андрианова и В.Пластуна "Наджибулла или Наджиб: жизнь и смерть". Авторы долгое время проработали в Афганистане, хорошо знают проблемы этой страны, часто встречались с героем своего исследования, его соратниками и политическими противниками. Публикуемая с некоторыми сокращениями глава посвящена последним годам жизни и трагической смерти выдающегося афганского политического деятеля.

Приход Наджибуллы на смену Кармалю был в целом закономерным и оправданным, однако далеко не легким. Слишком несоизмеримы в ту пору были эти фигуры.
Бабрак Кармаль, обладавший бесспорной харизмой, по праву олицетворял собой (наряду с Н.М. Тараки, а также лидерами религиозной оппозиции Б.Раббани, С.А. Гейлани, С.Моджаддади) целую эпоху новейшей истории Афганистана - когда ритм современной эпохи разбудил афганское общество от средневекового сна.
С приходом Наджибуллы к власти начались реальные, достаточно глубокие изменения в системе политической и жизни страны. Он стал первым президентом Демократической Республики Афганистан. Его избрание на этот пост было осуществлено депутатами Национального Отечественного фронта (двухпалатного парламента) и одобрено Советом улемов, в который входили ряд видных религиозных авторитетов Афганистана.
На местах началось создание коалиционных органов власти, в том числе и в "серых зонах", находившихся под властью местных и традиционных племенных авторитетов, где создавались отряды самообороны, а население получало продовольственную и иную помощь правительства.
Удалось несколько сбить и накал фракционной борьбы в НДПА, прежде всего - за счет грамотного взаимодействия Наджибуллы с видными бывшими "халькистами". В НДПА начал формироваться слой функционеров, не отождествлявших себя ни с одним из ее бывших крыльев.
Медленно, с трудом начало меняться и отношение широких слоев населения к госвласти. Даже противники Кабула вынуждены были констатировать первые успехи политики национального примирения. Однако главные испытания у страны и ее президента были впереди.
1986 г. можно считать переломным не только в афганской, но, пожалуй, и мировой истории. Раскрутив маховик переговоров по национальному примирению вплоть до официальных предложений Захир Шаху возглавить государство, а С.А. Гейлани и С.Моджаддади - правительство страны, кабульский режим тогда был уверен в своей стойкости, чувствуя за своими плечами советскую поддержку, которая не позволяла моджахедам надеяться на военную победу. Более того - в их среде усиливались разложенческие процессы, в стране в целом начинала преобладать тяга к миру.
Тут-то и был запущен инициированный М.С. Горбачевым и Э.А. Шеварднадзе процесс Женевских переговоров по мирному урегулированию в Афганистане. В Кабуле это известие вызвало шок. Оппозиция почувствовала реальную перспективу, казалось бы, утраченной победы.
Изменился и характер действий Ограниченного контингента советских войск (ОКСВ), дальнейшее присутствие которого в Афганистане и сопряженные с этим жертвы и издержки по большому счету потеряли смысл. Резко возросло и разложение в афганском партгосаппарате, функционеры которого начали искать личные варианты выживания вплоть до установления негласных контактов с моджахедами. Невиданные масштабы коррупции, перевода денег за пределы страны, упадок торговли и деловой активности - вот приметы Кабула того времени.
Тем не менее, режим Наджибуллы, как оказалось, обладал достаточным запасом прочности и пал лишь после политического предательства со стороны уже нового, российского руководства.
С началом Женевского процесса западные аналитики, включая экспертов ЦРУ США, штаб-квартиры НАТО, да и многие советские "политологи" давали режиму Наджибуллы максимум два-три месяца после ухода ОКСВ. Оценки советских внешнеполитических ведомств МИД, КГБ, ГРУ также содержали предупреждения о возможности самых непрогнозируемых вариантов негативного развития событий, прежде всего в средневосточном регионе и Средней Азии, в случае захвата власти в Кабуле моджахедами. Об этом же предупреждали в беседах с советским руководством и афганские деятели. К сожалению, все они в основном сбылись или еще могут сбыться.
Однако "процесс уже пошел". В этих условиях у Наджибуллы хватило воли и решимости мобилизовать госаппарат на максимально возможную в тех условиях консолидацию своих позиций. Надо сказать, что и советская сторона обещала активизировать свои усилия и помощь для максимального использования оставшегося до вывода ОКСВ времени в интересах укрепления правительства в Кабуле.
Параллельно снижалась и активность противостоящих Наджибулле сил. Становилось ясно, что главная схватка начнется после ухода из Афганистана последнего советского солдата.
В 1986-1987 гг. советские представительства в Афганистане начали фиксировать стремление афганской стороны исподволь выводить свои структуры из-под ранее абсолютных влияния и контроля советских советнических аппаратов. Их деятельность очень осторожно и негласно начинала отслеживаться афганскими органами безопасности, в частности военной контрразведкой и одним из подразделений управления внутренней безопасности МГБ во главе с генералом Тареком.
В 1988 г. в недрах аппарата афганского Совмина, возглавлявшегося С.А. Кештмандом, начался сбор информации об издержках и "преступлениях" советской стороны в Афганистане, которой планировалось в случае необходимости придать форму своего рода "Белой книги".
Какие планы стояли за этим, какова была роль самого Наджибуллы в этой деятельности, так и останется загадкой, если об этом когда-нибудь не заговорят сам С.А. Кештманд и начальник его секретариата Н.Масир. Однако нельзя исключать, что Наджибулла вполне мог и должен был с его опытом просчитать любые варианты развития событий.
Как бы там ни было, день 15 февраля 1989 г. настал. Войска А.Ш. Масуда установили контроль над стратегически важным перевалом Саланг, по которому, однако, продолжался гражданский грузопоток. Ничего больше не произошло - зима. В кабульском аэропорту ежедневно продолжали приземляться 7-8 советских транспортных самолетов с боеприпасами и продовольствием. Теперь только эти "борты" оставались "стратегическими гарантами" Кабула. Как выяснилось, хватало и этого. Поддержка СССР демонстрировалась, и ее видели все, в том числе противники Наджибуллы в самом афганском руководстве.
Президент подошел к этому моменту отнюдь не с голыми руками. По договоренности с советской стороной был создан солидный стратегический запас боеприпасов и топлива, ремонтные базы. Возглавив Совет обороны страны, Наджибулла сумел укрепить преданными себе профессиональными кадрами ряд гарнизонов, в частности центральный армейский корпус в Кабуле, корпуса в Джелалабаде, Кандагаре и Герате. Продолжал героически сражаться полностью блокированный моджахедами гарнизон Хоста. Однако главным мероприятием президента надо считать создание преданной, отлично вооруженной и обученной Национальной гвардии, структурно входившей в Министерство государственной безопасности. Ее солдаты и офицеры вынесли основную тяжесть боев в самых горячих точках страны, обеспечивали охрану и оборону столицы. На вооружении ракетных дивизионов гвардии стояли тактические комплексы Р-300 (СКАД), Луна 2-М, а также весьма эффективные системы залпового огня "Ураган". Укомплектованность этих частей бронетехникой, ствольной артиллерией, личным составом была доведена к началу 1989 г. почти до штатной положенности.
Опорой Наджибуллы были и некоторые территориальные формирования. Наиболее видное место среди них занимала 53-я пехотная дивизия во главе с вышедшим из народа командиром чапаевского типа, уроженцем провинции Джаузджан узбеком А.Р. Достумом, который впоследствии сыграл трагическую роль в судьбе Наджибуллы.
Испытания режима на прочность начались уже весной 1989 г., которую можно считать точкой отсчета неприкрытого военного вмешательства Пакистана в дела Республики Афганистан. При поддержке пакистанских пограничных малишей, бронетехники и авиации регулярной пакистанской армии отряды полевого командира Д.Хаккани совместно с вооруженными группами А.Р. Сайяфа и Ю.Халеса предприняли массированное наступление на административный центр провинции Нангархар город Джелалабад.
Оборона города и командование первым армейским корпусом были поручены Наджибуллой генералу Лудину, несмотря на определенные трения, имевшиеся между ними. Генерал, высокий профессионал своего дела, с блеском выполнил поставленную задачу, разгромив группировку противника в стратегически важном уезде Кама, тем самым, отразив обходной удар в сторону центра афганской энергетики - уезда Саруби. В итоге отряды оппозиции отступили почти до пакистанской границы.
Как ни странно, с самой лучшей стороны проявил себя и блокированный в городе Михтерламе 100-й артиллерийский полк, состоявший в основном из убежденных бывших "халькистов" и также "халькистский" гарнизон города Саруби. Взвешенный подход президента к внутрипартийным отношениям, гибкость в подборе кадров, знание психологии людей начали приносить реальные плоды.
Однако попытка "халькистской" реконкисты была уже не за горами. Мятеж министра обороны Ш.Н. Таная стал ударом в спину всей системе новой афганской власти. Этот амбициозный и политически недалекий деятель продолжит свою карьеру в рядах движения талибов, сначала выступая в качестве "военного советника под домашним арестом", а затем и агента политического сыска против своих коллег и товарищей по партии при взятии талибами Кабула.
При самом активном участии 53-й пехотной дивизии А.Р. Достума танаевский мятеж был подавлен, сам бывший министр бежал в Пакистан. Характерно, что в целом "халькистская" масса в войсках и МВД мятеж не поддержала.
Логичной мерой в стиле действий президента стало назначение на пост министра обороны также видного "халькиста" М.А. Ватанджара, с приходом которого все проблемы во взаимоотношениях "парчамиста" Наджибуллы с приверженцами "Хальк" в армии были в основном сняты.
Крупным военным успехом госвласти стало освобождение уезда Пагман в 16 километрах от Кабула, что в течение всех лет войны не удавалось даже ОКСВ. Из этого укрепленного района велись постоянные ракетные обстрелы столицы, уносившие сотни жизней мирных людей. С взятием Пагмана и последующим продвижением правительственных войск, основу которых составляли части Национальной гвардии и 53-й пехотной дивизии, вплоть до стратегически важного уезда Шакардара и административного центра провинции Вардак города Майдан-шахра угроза неожиданностей на юго-западном направлении обороны столицы была снята.
В ходе весенне-летней кампании 1991 г. удалось ликвидировать еще один серьезный плацдарм оппозиции на юге-юго-западе зоны обороны Кабула. Была разгромлена Гардезская группировка Исламской партии Афганистана, на стороне которой сражались наемники из ряда арабских стран. Были созданы предпосылки для деблокирования гарнизона города Хоста и выхода непосредственно на пакистанскую границу к районам проживания позитивно относящихся к Наджибулле племенам районов Хайбер и Вазиристан Северо-западной пограничной провинции Пакистана, а также в зону влияния родного племени президента - ахмадзаев - в провинции Пактия.
Ответом оппозиции стал массированный штурм при поддержке пакистанской армии хостинского гарнизона. Его сохранение было тактическим абсурдом после отвода войск правительства на линию вдоль шоссе Кандагар-Кабул. Однако периодически пробрасываемая информация о намерениях оппозиции провозгласить в Хосте альтернативное исламское правительство Афганистана побуждала советских советников настаивать на сохранении там группировки войск.
Но главное, что к середине 1991 г. режим, во главе которого стоял Наджибулла, опроверг все прогнозы аналитиков, уверенно стоял на ногах, имел солидный запас прочности, позволявший противостоять уже подлинной иностранной агрессии - пакистанской (и это при иллюзорной - к середине 1991 г., на уровне 2-3 самолетов в день - поддержке СССР), в то время как за моджахедами стояла пакистанская военная машина, финансовая и политическая мощь США, Саудовской Аравии, ОАЭ, Ирана, отчасти Судана и Ливии.
Сам Наджибулла в тот период выглядел уверенным. Он прочно освоил рычаги власти в новых условиях, росла его поддержка, особенно среди населения городов. Госвласть достаточно прочно держала в своих руках основные стратегические точки страны. Постепенно вызревали условия компромисса с оппозицией, поскольку обе стороны убедились в бесперспективности разрешения конфликта вооруженным путем. Личный авторитет президента настолько окреп, что по политическому весу и реальному влиянию он стал заметно превосходить даже ведущих лидеров моджахедов. Активность Наджибуллы на внешнеполитической арене, выступления на сессиях Генеральной ассамблеи ООН принесли ему и международную известность.
Многие в мире с удивлением увидели, что "советская марионетка" на деле является искушенным, достаточно открытым политиком демократического толка, готовым на самые серьезные шаги к поиску общенационального консенсуса. Вместе с тем, на Западе увидели и другое. Как отмечалось в одном из документов ЦРУ, укрепление позиций Наджибуллы при морально-политической поддержке СССР со временем может лишить шансов некоторых лидеров моджахедов на овладение постом руководителя страны в случае формирования в Афганистане коалиционного переходного правительства.
Беда пришла не с Запада, а с Севера. Августовские события 1991 г. в Москве, последующее разрушение СССР, с большой тревогой были восприняты всем афганским руководством. Оно с озабоченностью наблюдало за развитием ситуации в новой России, в душе надеясь, что с уходом вплотную занимавшихся афганской проблематикой Д.Н. Язова, В.А. Крючкова, В.И. Варенникова на смену им придет новая генерация побывавших в Афганистане политиков, таких, как А.В. Руцкой, П.С. Грачев, Б.В. Громов.
Сам Наджибулла принял возможные меры для налаживания отношений с руководством новой России, однако стало ясно, что, при в целом позитивном отношении Б.Н. Ельцина к проблемам Афганистана, некоторые члены его окружения еще не скоро выйдут из "эйфории разрушения".
Последний гвоздь в крышку гроба, в котором вместе с режимом Наджибуллы были похоронены перспективы замирения и надежды на демократический путь развития Афганистана, вбили А.В. Козырев и А.В. Руцкой.
В конце 1991 г. во время визита в Пакистан для обсуждения вопроса об освобождении советских военнопленных они провели, не имея на то соответствующих полномочий, ряд встреч с лидерами афганских моджахедов. Из контекста состоявшихся бесед стало понятно, что Москва фактически отказалась от поддержки правительства Наджибуллы и дала карт-бланш на решение вопроса о власти силовым путем. Развязку затянула лишь зима, а зимой в Афганистане обычно не воюют.
К тому времени на афганском поле стали появляться новые игроки, в первую очередь в лице лидеров бывших среднеазиатских союзных республик. Положение в Афганистане стало представлять непосредственную угрозу их безопасности. Наиболее активно входил в околоафганскую политику Узбекистан. Фактический хозяин афганского севера тех лет генерал А.Р. Достум еще в советский период имел тесные контакты с Ташкентом, который в новых условиях сделал на него ставку как на основного гаранта безопасности своей южной границы.
Собственно говоря, для этнического узбека Достума другого пути и не было. Для него лично существовала смертельная угроза в самом Афганистане. Части достумовской 53 пехотной дивизии вели активные боевые действия прежде всего в населенных пуштунами провинциях страны: Кабул, Вардак, Кандагар, Пактия, Нангархар. Они заслуженно прославились как своей стойкостью, так и непримиримостью. Но пуштуны такого не прощают, тем более что они традиционно являлись титульной нацией страны, наравне с которыми были лишь таджики. Все остальные считались людьми "второго сорта". Их представителей в администрациях Захир Шаха и М.Дауда можно было буквально пересчитать по пальцам. Так что перед А.Р. Достумом, считавшимся "цепным псом" Наджибуллы, стояли нелегкие проблемы как личного выживания, так и обеспечения этническим узбекам Афганистана (вождем которых он фактически стал) достойного политического и социального будущего. Именно он стал фигурой, вокруг которой произошла консолидация сил народностей афганского севера сначала в виде созданного 28 апреля 1992 г. Национального исламского движения Афганистана (НИДА), а с осени 1997 г. - Объединенного исламского и национального фронта спасения Афганистана.
Почувствовав неминуемость глобальных перемен в расстановке сил на внутриафганской арене, в начале 1992 г. А.Р. Достум установил прямые связи с таджиками: лидером Исламского общества Афганистана (ИОА) будущим президентом страны профессором Б.Раббани, главой Наблюдательного совета ИОА, известнейшим полевым командиром А.Ш. Масудом, а также руководством одной из конкурирующих фракций шиитской хазарейской Партии исламского единства Афганистана во главе с Мазари (впоследствии захваченным в плен и казненным талибами).
Усилиями этой - по сути своей антипуштунской - коалиции при основной роли находившейся в Кабуле и на подступах к нему группировки войск А.Р. Достума и был осуществлен государственный переворот, дата которого, 27-28 апреля 1992 г., совпала с пятнадцатой годовщиной Апрельской революции.
Действия А.Р.Достума, конечно можно назвать предательством, хотя это слово мало применимо к правилам игры в большой политике. Режим Наджибуллы после перемен в Кремле был обречен. Вопрос был в одном: кто и когда это сделает. У А.Р.Достума же были весьма веские основания попытаться реабилитировать себя в глазах моджахедов. Нет сомнения, что в противном случае генерала-узбека ждала бы гораздо более страшная смерть, чем президента-пуштуна.
Мятеж свершился достаточно быстро. Некоторое сопротивление оказали лишь подразделения Национальной гвардии. Началось бегство функционеров партийного и государственного аппарата, части населения Кабула и других крупных городов, в основном интеллигенции. Мятежники не очень старались мешать этому. Почти все ведущие деятели Партии Отечества вскоре объявились в эмиграции. Часть их, а также многие представители военного командования пассивно признали произошедшие перемены, в ряде случаев сохранив свои должности. Верным присяге, что удивительно для нашего времени, остался лишь застрелившийся министр государственной безопасности генерал Гулям Фарук Якуби. Похоже, что его смерть была с облегчением воспринята и в Афганистане, и в бывшем СССР - генерал знал очень много. Судя по всему, он успел уничтожить и свой личный архив.
Наджибулла начал восхождение на свою Голгофу. Президент, как стало известно впоследствии, принял принципиальное решение до конца оставаться на своем посту, несмотря на бегство большинства соратников. Он находился в бункере президентского дворца Дилькуша. Обращений о предоставлении политического убежища ни к одному из посольств в Кабуле, включая посольство России, не было. По решению президента, его охраной в сопровождении верных подразделений МГБ была доставлена в кабульский аэропорт семья Наджибуллы - жена Фатана и трое детей, а также сестра Лейла. Им удалось вылететь в Индию, где они, возможно, находятся и по сей день. С президентом остались его брат Ахмадзай - начальник управления охраны МГБ, начальник его канцелярии Тухи и начальник личной охраны Джафсар.
К середине дня 28 апреля членам ближайшего окружения Наджибуллы удалось убедить его покинуть Афганистан, чтобы сохранить себя как политическую фигуру, вокруг которой смогли бы впоследствии объединиться демократические силы страны. Но было уже поздно. Около 16 часов автомобиль президента был остановлен на подъезде к аэропорту подразделением под командованием отвечавшего за охрану аэродрома достумовского генерала Омара Ака, впоследствии - начальника авиаперевозок НИДА.
Охрана Наджибуллы была разоружена, а сам он вынужден вернуться в город. Попыток его ареста не предпринималось. К исходу того же дня бывшему президенту было предоставлено политическое убежище в миссии ООН в Кабуле, где он провел долгие пять лет. Находясь там, он имел возможность поддерживать телефонную связь с семьей, своими соратниками за пределами страны, был в курсе международных событий. Ему суждено было пережить еще одно предательство.
Осенью 1992 г., уже после эвакуации российского посольства из Кабула, который штурмовали объединенные силы Г.Хекматьяра и А.Р. Сайяфа, в Москве обсуждался вопрос о предоставлении политического убежища бывшим функционерам режима Наджибуллы, которые совместно с советскими войсками противостояли вооруженной афганской оппозиции. Их жизнь в Афганистане подвергалась реальной угрозе. Наджибулла, как и многие другие афганцы, был шокирован высказыванием, прозвучавшим тогда в интервью российского министра иностранных дел тех лет А.В. Козырева о "нежелании Москвы иметь дело с осколками прошлого афганского режима".
Правительства и президенты, по очереди осуществлявшие контроль над Кабулом, неизменно требовали от ООН выдачи Наджибуллы. Однако международное сообщество оставалось верным своей принципиальной позиции.
Парадоксально, но в 1995-1996 г. вопрос о предоставлении политического убежища Наджибулле поднимался при поддержке ООН госдепартаментом США, имевшим по этому вопросу контакты с президентом Б.Раббани. Москва в данном случае, отмолчалась. Это не удивительно, а вот позиция американцев позволяет понять, кем был Наджибулла и кем он мог бы стать.
Захватив власть, пограбив Кабул и публично уничтожив танковыми гусеницами запасы виски в кабульской гостиницы "Интерконтиненталь" (русская водка, контейнерами лежавшая на складах советско-афганских акционерных обществ АФСОТР и АСТРАС, осталась в неприкосновенности и потихоньку реализовывалась еще года четыре), моджахеды, как многие до и после них, поняли: борясь за власть надо заранее знать, что потом с ней делать.
Зарубежные покровители и вдохновители "исламских партий", как выяснилось, готовы были оплачивать афганскую войну, но отнюдь не мир в Афганистане. Поставки народнохозяйственных грузов через северные границы были, естественно, прекращены. Сами моджахеды оказались не способны не только организовать экономическую жизнь страны, но даже отладить деятельность своего административного аппарата. Голод начался не только на периферии, но и в крупнейших городах. Страна продолжала жить натуральным хозяйством, внешней торговлей по каналам частного сектора.
Исламабад, который в первые же месяцы после победы моджахедов начал приближаться к уровню бывшего СССР в показателях своего советнического присутствия в аппаратах прежде всего силовых афганских ведомств, отнюдь не отличался советским альтруизмом.
В Кабуле, других городах начались голодные демонстрации, во время которых (вот парадокс истории!) все чаще звучали лозунги: "Да здравствует Наджибулла!" Некоторые ораторы, особенно в столице, начали договариваться до того, что требовали возврата в Афганистан советских войск, забыв о том, что такой страны - СССР - больше не существует. Это действительно было! Особый масштаб такие настроения приобрели в 1995-1996 гг, когда афганцы на практике поняли, что несут с собой идеи построения "истинно исламского государства" в исполнении талибов.
Внешний интерес к Афганистану возродился с появлением проектов нефтегазового транзита из центрально-азиатских стран СНГ в обход России. Неуклюжая политика "Газпрома" в Туркмении, демонстративная русофобия Ташкента, сопряженные со стремлением США и далее ужесточать экономическую и политическую блокаду Ирана, предопределили выбор весьма спорного афганского маршрута: Тургунди-Герат с возможным ответвлением на Шибирган-Мазари-Шариф-Термез-Байсун-Бухара и далее на Кандагар-Кветту-Карачи с перспективной веткой до Индии.
Под этот проект было задействовано многое, вплоть до реанимации в 1994 г. ставшего никому не нужным движения талибов. Об этом неопровержимо свидетельствует тот факт, что основной и первоочередной целью талибов стал отнюдь не Кабул - столица и символ власти, а Герат - узловая точка в системе планируемых коммуникаций.
В то же время ситуация в самом Афганистане неуклонно обострялась, постепенно приобретая характер войны "всех против всех". Становилось ясно, что талибы не только не смогут выполнить предназначавшуюся им миссию "объединения страны" путем ее полного захвата, попытка которого в 1997 г. поставила Афганистан на грань бесконечного межэтнического конфликта, но постепенно сами становились все менее управляемыми, в чем неоднократно, сначала лицемерно, а потом с растущей тревогой стали признаваться и пакистанцы и сами американцы.
Тут уж стало не до газопроводов. Запад начал поиск фигуры, вокруг которой можно было бы запустить политический процесс. Не секрет, что никто из нынешних лидеров моджахедов и руководства талибов не может быть признан в масштабах всей страны в качестве ее лидера. Глава талибов М.Омар к настоящему времени способен стать лишь персонажем кошмарного сна если не для политиков, то для аналитиков из Вашингтона и Лэнгли, осознавших, что это произведение их собственных рук может превратиться в более пикантную фигуру, чем Хомейни и даже М.Каддафи.
На этом фоне оставался вроде бы один Захир Шах. Его кандидатура на словах принималась всеми традиционными участниками внутриафганского конфликта. Исключение составляли талибы и стоящий за ними Исламабад. Бывший афганский монарх, еще в период пребывания у власти проявил себя как последовательный пуштунский националист, ни на минуту не отказывавшийся от хотя и гипотетических, но потенциально весьма опасных для территориальной целостности Пакистана претензий на населенные пуштунами агентства Северо-западной пограничной провинции этой страны.
Ситуация могла бы стать еще более двусмысленной. В 1993 г. истек срок действия заключенных между Великобританией и Афганистаном соглашений о правовом статусе "линии Дюранда", по которой проходила условная граница между Пакистаном и Афганистаном. Граница фактически исчезла. Где пройдет новая? Для Исламабада это вопрос жизни и смерти. В Пакистане понимают, насколько опасны в этом контексте игры вокруг Захир Шаха и, скорее всего, никогда не пойдут на них.
Уже более ста лет вдоль "линии Дюранда" продолжает бродить призрак Великого Пуштунистана. Его шаги отдаются то антипакистанскими восстаниями пуштунов СЗПП начала 70-х годов нашего века, то сменявшими их антикабульскими выступлениями племен Пактии, Хоста, Кунара. В середине 80-х годов прогремели умело использовавшиеся Наджибуллой "опиумные войны" с исламабадской администрацией племен вазир и африди. Та же поступь слышится и за спинами талибов. В Пакистане понимают, насколько опасны в этом контексте игры вокруг Захир Шаха и, скорее всего, на деле не пойдут на них. Любые подвижки в пакистанском Пуштунистане сейчас способны перегреть и без того плохо контролируемую Исламабадом ситуацию в Синде и Пенджабе, после чего экспертам внешнеполитических ведомств заинтересованных стран придется прогнозировать последствия процесса распада не к северу, как сейчас, а к югу от "линии Дюранда".
Нельзя исключать, что в этой канве некоторые дальновидные силы на Западе стали вновь присматриваться к фигуре Наджибуллы. Парадоксальный рост его популярности и авторитета внутри Афганистана, имидж мученика, высокие личные и организаторские качества, в целом приемлемость этой личности для столь любимых Западом афганских "технократов" и "либералов", а, главное, очевидно приобретенный им с лета 1992 г. стойкий антироссийский иммунитет делали этого деятеля весьма привлекательным объектом для приложения сил, либо сохранения его во внешнеполитическом резерве США. Началась постепенная кампания за его освобождение.
Однако жизнь, а потом и смерть распорядились иначе. Захват талибами Кабула произошел внезапно. В считанные часы силы А.Ш. Масуда и Г.Хекматьяра, а также хазарейские отряды ПИЕА, обвиняя друг друга в предательстве, побросав боевую технику и военные склады, оставили город.
А.Ш. Масуд предлагал Наджибулле покинуть столицу вместе с его частями, который, впрочем, и сам вполне мог затеряться в толпах беженцев, поскольку и персонал миссии ООН отнюдь не стремился к его задержанию в ее стенах. Однако бывший президент предпочел оставаться в стране до конца. Ему было памятно, что среди населения была с легким осуждением встречена его попытка покинуть Афганистан в апреле 1992 г. Очевидно, Наджибулла рассчитывал и на то, что талибы не посмеют нарушить режим экстерриториальности представительства ООН.
С одобрения Наджибуллы его убежище покинули все эти годы находившиеся вместе с ним И.Тухи и Джафсар. Им удалось добраться до Индии, где они присоединились к ранее выехавшей туда семье Наджибуллы. Вместе с ним остался лишь бывший начальник управления охраны МГБ, его брат генерал Ахмадзай.
Все последующие события были предельно внимательно отслежены остававшимися в городе подпольными структурами А.Ш. Масуда, а также его доверенными лицами в среде самих талибов.
Узнав, что бывший президент остался в столице, пакистанские спецслужбы отреагировали незамедлительно. В Исламабаде поняли, что у них появился уникальный шанс раз и навсегда снять все вопросы об афгано-пакистанской границе. План был прост и не вызывал у его авторов каких-либо сомнений. Для Пакистана соблазн был слишком велик, чтобы обращать внимание на какие-либо международно-признанные нормы.
Группа вооруженных талибов ворвалась в миссию ООН, попутно устроив там погром, арестовав и избив ее сотрудников из числа афганских граждан. Наджибулла и его брат Ахмадзай были захвачены и переведены на одну из конспиративных квартир пакистанской разведки, которая действовала при афганских спецслужбах с 1992 г.
В Кабул были стянуты многочисленные кадровые офицеры пакистанских спецслужб, а также группа перешедших на сторону талибов бывших "халькистов" во главе с уже упоминавшимся Ш.Н. Танаем, которая занималась выявлением, задержанием и казнями активных участников подавления попытки переворота, а также видных сторонников Наджибуллы, остававшихся в столице.
Тем временем в Исламабаде было все подготовлено для проведения одной из наиболее дерзких и наглых акций за всю историю разведок, которые, тем не менее, всегда стараются без крайней необходимости не нарушать неписаные условия игры, за что рано или поздно наступает неотвратимое возмездие. Но за Афганистан и Наджибуллу, жизнь которого за эти дни навечно впечаталась в историю его родины, мстить некому.
В Кабуле появился известный в международных кругах, связанных с афганской политикой, генерал Аслам Бек. В свое время он возглавлял Главный штаб сухопутных войск, затем занимал руководящие должности в пакистанской военной разведке, выполняя наиболее деликатные поручения еще со времен Зия-уль-Хака. Его сопровождал брат, также кадровый разведчик, и группа офицеров. Они имели сфабрикованный в недрах пакистанских спецслужб документ, отпечатанный на захваченном в президентском дворце бланке канцелярии Наджибуллы. Его текст, датированный периодом пребывания Наджибуллы у власти, представлял собой договор об официальном признании президентом и правительством Афганистана "линии Дюранда" в качестве официальной и постоянной границы между этой страной и Пакистаном.
Это и было главной целью группы пакистанских военных - любой ценой заставить Наджибуллу сделать то, что никогда не сделал бы ни один пуштун - подписать этот "договор".
Наджибуллу предавали много раз. Но в самый страшный свой час он нашел силы не предать ни Афганистан, ни свой народ, ни себя. Благодаря недюжинной силе, из-за которой за ним еще с юности закрепилась кличка "Бык", он сумел разметать охрану, отнять у одного из офицеров пистолет и убить (либо тяжело ранить) брата Аслам Бека. Последующее было кошмаром. Наджибулла перенес страшные пытки, но сломлен не был. Жуткая казнь, потрясшая даже его врагов, возмутившая всех афганцев, по какую бы сторону баррикад они ни были, подвела черту под его жизнью, под дьявольским планом Исламабада и, по большому счету, под политическим курсом Пакистана к северу от "линии Дюранда".
Эта казнь лишила талибов надежд на скорую победу. Каждый из лидеров антиталибской коалиции увидел свой наиболее вероятный конец. Это было более предметно, чем любые разговоры с зарубежными эмиссарами, посещавшими города Мазар-и-Шариф, Талукан, Бамиан.
Трагедия для Афганистана состоит в том, что эта казнь лишала страну последней надежды на демократический вектор развития, консолидацию, выход из войны. Лишила она и Запад "козырного туза" в своей колоде. Что касается России, здесь, похоже, никто и не задумался о том, чего лишилась наша политика не только в Центральной Азии, но и на юге СНГ в целом.
Жизнь Наджибуллы, а, главное его смерть, сломала ту плотину, которая отделяла впадение реки его бытия от того, что, по выражению известного афганского историка Гобара, называется Потоком Истории Афганистана.


если заинтересованы в продаже готовых бизнесов, необходимо выставить их на Биржу бизнеса

  Назад На начало страницы На главную страницу