Библиотека

Автор
Ссылка
Г. Н. ПОСПЕЛОВ. М., 1972. С. 29—33. (Пафос литературных произведений и его историческая правдивость.)

обсудить в форуме

Поспелов Г. Н.

Проблемы исторического развития литературы.


(...) ...Выраженная в произведении идейно-эмоциональная оценка характеров, утверждающая или отрицающая их, только тогда оказывается внутренне убедительной и по своему содержанию исторически правдивой, когда она соответствует особенностям этих характеров, вытекающим из их объективного места и значения в национально-исторической жизни их эпохи.

Идейно утверждать можно только то, что в самой действительности заслуживает утверждения, что достойно его по своим объективным свойствам. Это все то, что в том или ином отношении заключает в себе национально-историческую «правду» жизни. И идейно отрицать можно лишь те характеры, действия, переживания, которые по собственным своим особенностям достойны отрицания. Это характеры и переживания, в том или ином отношении заключающие в себе «неправду» национально-исторической жизни. В том и другом и заключается правдивость идейно-эмоциональной направленности самого художественного произведения.

Но если писатель идейно утверждает характеры, заключающие в себе так или иначе национально-историческую «неправду» жизни, и идейно отрицает характеры, воплощающие в себе «правду» национально-исторической действительности, тогда его произведения заключают в себе ложную идейно-эмоциональную направленность произведений, ложную их идею. О ложности идеи литературного произведения, в основном, убедительно писал Г. В. Плеханов, разбирая в статье «Сын доктора Стокмана» пьесу К. Гамсуна «У царских врат», хотя некоторые другие стороны содержания этого произведения, а также его сюжет он, видимо, истолковал неверно.

В лице главного героя своей пьесы, публициста Ивара Карено, Гамсун воспроизвел новый не только для норвежской, но и для всей западноевропейской общественной действительности социальный характер. Это характер интеллигента, который идеологически тесно связан с буржуазной общественностью своей страны, но уже враждебно настроен по отношению к господствующему в ее среде течению политического либерализма, провозглашавшему высокие, но лицемерные идеалы всеобщего равенства перед законом и участия демократических слоев в выборном управлении государством. Карено резко выступает против либерального заигрывания с рабочими, он ненавидит рабочих, выступает с бредовыми идеями их уничтожения и свой идеал видит в появлении «повелителя», который «не выбирается, но сам становится вождем», в возвращении «величайшего террориста, квинт-эссенции человека, Цезаря...». Несомненно, Гамсун предугадывал в этом своем герое развитие той тенденции жизни буржуазного общества, которая, усилившись, приняла позднее форму фашистского идейно-политического движения, в своем наиболее резком, немецком выражении обрекшего всю Европу на страшные военные испытания и огромные жертвы.

Но все дело в том, как идейно осмысляет и оценивает политические позиции Карено сам Гамсун. Он изображает Карено человеком со «свободными, как птица, мыслями», он, очевидно, вместе с ним «не щадит либерализм» и «ненавидит рабочих». Короче, он выражает идейно-эмоциональное утверждение реакционных тенденций в жизни норвежского общества, защищает «неправду» его жизни. В этом ложность идеи его пьесы.

Правдивость идейно-эмоциональной направленности произведения не надо отождествлять с «правдой жизни», в нем воспроизведенной, или хотя бы выводить первую из второй. Но трудно показать, что правдивость самих произведений и «правда» отраженной в них жизни — это далеко не одно и то же, что даже само слово «правда» имеет в том и другом случае совершенно различное значение. В первом случае это слово относится к самому произведению, как и вообще к любому высказыванию, сообщению, и определяют его познавательную, гносеологическую стоимость. Быть правдивым, говорить, сообщать правду — значит не лгать, не обманывать, не искажать того, о чем говорится, сообщается. Правдивость сообщения, высказывания заключается в том, что его содержание соответствует какой бы то ни было объективной реальности, находящейся вне его и являющейся его предметом. Правдивости сообщения противостоит его ложность, его несоответствие предмету. «Правда» самой жизни, независимая от того, что и как о ней кто-либо говорит, сообщает, — это нечто совсем другое. Это не познавательная стоимость того или иного сообщения, это — нравственная стоимость тех или иных объективных человеческих отношений и человеческого поведения, о которых кто-то может сообщать, правдиво или ложно. Было бы, конечно, крайней нелепостью полагать, что правдива только та литература, которая отражает национально-историческую «правду жизни». На самом деле, еще чаще и с неменьшей силой литература отражает и национально-историческую «неправду жизни», и отражает ее правдиво.

Художественная литература — не фактография. Познает она не индивидуальное в жизни, а общее, существенное, отчетливо и активно проявляющееся в индивидуальном, иначе говоря — социальную характерность человеческой жизни. В этом — основа ее познавательного значения. Однако она воспроизводит социальные характеры не для того, чтобы с возможной беспристрастностью выявить их объективные особенности, но для того, чтобы выразить при этом их идеологическое осмысление и оценку. И она получает общественное познавательное значение и ценность в том случае, если она правдива в этой активной стороне своего содержания.

Правдивость идейно-эмоциональной направленности литературных произведений не надо также смешивать с внешним правдоподобием изображения жизни, с соблюдением в нем тех соотношений и пропорций предметов и явлений, какие существуют в действительности. Нарушение этих реальных соотношений и пропорций, или, иначе говоря, сильная гиперболичность и фантастика изображения, было, как известно, характерной чертой первобытного синкретического народного творчества — мифов, сказок, обрядовых песен и т. п. Там фантастика изображения жизни вытекала из фантастичности самого мировосприятия и миропонимания первобытного общества и была свойством содержания произведений. В литературе же фантастическая образность постепенно стала только средством выразительности, передающим те или иные особенности и оттенки идейного содержания, которое само лишалось фантастичности в силу исторического (развития общества. Она превратилась из «почвы» в «арсенал» словесного искусства, сделалась только свойством художественной формы. И правдивая идейно-эмоциональная направленность литературных произведений может быть вполне законченно и убедительно выражена с помощью приемов изображения жизни, нарушающих внешние пропорции и соотношения ее явлений, с помощью фантастической образности. Особенно ярким примером этого могут служить некоторые трагедии Шекспира, некоторые сказки Гофмана или «История одного города» Щедрина.

Только правдивая в своей идейной направленности, по своему пафосу литература имеет положительное значение для исторической жизни общества, для роста и расцвета его рационального самосознания и духовной культуры, для его общенационально-прогрессивного развития. Только такая литература может сохранять свое значение в течение долгого времени, может жить в сознании общества за пределами эпохи, ее породившей, подвергаясь все новому переосмыслению.

Соответствие идейного осмысления и оценки изображаемых социальных характеров их объективному значению в национальной жизни той или иной исторической эпохи делает само это осмысление, сам приговор изображаемой жизни по-своему исторически объективным. (...)
Но от объективной правдивости литературных произведений надо отличать их субъективную правдивость, или, иначе, искренность писателя. Писатель может выражать в своем произведении объективно ложную идею и делать это совершенно искренне, с глубоким убеждением в своей правоте, ни к чему не приспосабливаясь, не лукавя перед самим собой.

Это бывает тогда, когда ложная идейная направленность вытекает из общественных идеалов писателя, которые закономерно определяются особенностями социальной жизни его страны и эпохи и которые заключают в себе вместе с тем субъективное и иллюзорное осмысление и оценку перспектив национального развития. Таковы были, например, моралистические представления Л. Толстого о патриархальном, нравственном смирении и непротивлении злу как основном пути преодоления «неправды» русской общественной жизни его эпохи. Отсюда проистекала художественная идеализация «юродства» и «простофильства» в характерах крестьян, которая проявлялась в некоторых произведениях Толстого и была их вполне искренней «ложной идеей».

обсудить в форуме

Контент: -=МБ=-
Дизайн:wasp

Copyright © 2002
CTAJ OnLine