Заметки о православной культуре V
Православие и массовая культура
Екатерина ОЗМИТЕЛЬ
Для начала – несколько характерных высказываний.
О «массовом искусстве»:
«Сказать, что оно бездарно, плоско, пошло, безобразно – это значит еще ничего не сказать. На наших глазах служители Муз становятся служителями Сатаны, вовлекая в это служение и толпы потребителей “искусства”»[1].
О технологиях ТВ и рекламы:
«Мироздание здесь оказывается повсеместно рукотворным, прирученным и даже выдрессированным Диснейлэндом или Голливудом… это символизирует определенную установку современного сознания: ни в мироздании, ни в мировой истории нет ничего, что нельзя было бы сконструировать и воспроизвести усилиями человеческого разума и зрелищных технологий: нет ни мистики, ни тайны, ни Смысла, ни Творца, ни Его Промысла»[2].
И вот еще, пожалуй, самое яркое:
«Массовая культура – это производство, включающее в себя имитацию (упрощение) искусства, имитацию философии, имитацию науки и т.д. и т.п. Сюда нужно отнести и псевдорелигиозность, окончательно губящую людские души. Странный парадокс, но сегодня поток глумлений и богохульств и псевдо-религиозные учения прямым образом связаны друг с другом через свою обращенность к “человеку-массе”, численно преобладающему и диктующему свою безответственную волю всем народам западной цивилизации»[3].
Подобными высказываниями никого не удивишь. Мы даже и ожидаем именно такого отношения к массовой культуре со стороны Церкви. Жаркие отповеди, обличения и разоблачения массовой культуры в православной прессе, в проповедях, богословских и научных трудах…
Все это может создать впечатление о непримиримом антагонизме Православия и этой формы современной культуры.
Однако параллельно с этим существуют феномены, которые можно отнести к числу явлений «православной» массовой культуры. Например, «православная» беллетристика вроде «романа-миссии» Юлии Вознесенской и «анти-гаррипоттеров» Никоса Зерваса. «Православный рок» и патриотические песни Жанны Бичевской. Морализаторская детская литература в ярких обложках. Нарядная иконная продукция, издаваемая огромными тиражами, «благословленные» майонезы и минеральные воды из святых источников, реклама «постных» йогуртов и вареников, освященного масла и ладанок…
Все это тиражированное духовное производство, ориентированное на «среднего» потребителя, – повседневная реальность церковной и околоцерковной жизни. Конечно, кое-что из этого – порождение рынка, на который православные выходят и как производители, и как покупатели. Рынок чутко реагирует на специфические запросы всех категорий потребителей. Но не стоит думать, что все это производится православными только исходя из коммерческого интереса. Или – не самими православными, а для православных. Вряд ли всеми авторами и производителями этой массовой продукции движут только утилитарные цели.
Художественное творчество – литература, живопись, песни – с наглядностью демонстрирует искреннее желание православных авторов донести до многих свои идеи. Нередко это осознается ими как просветительство, миссионерская деятельность или даже подвиг, хотя при этом и используются приемы менеджмента, рекламные слоганы, разноцветные обертки… Порой возникает причудливое сочетание высоких духовных устремлений авторов – и желания некоторых на этом еще и «немножко заработать»…
Итак, перед нами парадоксальное явление. С одной стороны, православная культура и массовая объявляются несовместимыми, противоположными, враждебными друг другу. С другой — они сосуществуют, подпитывают друг друга образами и идеями, создают гибридные формы.
Эту антиномию можно объяснить, разделив православную культуру на «высокую» и обыденную. «Высокое», а лучше сказать «книжное» (термин И.В. Кузнецова [4]) православие – это систематизированное религиозное учение, сформулированное в уставах, канонах, догматах, трудах Святых Отцов, в катехизисах, учебниках Закона Божьего и реализующееся в уставной деятельности и литургической практике православных церквей. Выразителем и охранителем «книжного православия» должны являться церковная иерархия, институт патриаршества, монашество.
Обыденная православная культура может проявлять себя в формах, вполне соответствующих церковным канонам: обычаи, связанные с праздниками и таинствами, ритуальная еда, песни и духовные повести, стихи, псалмы, традиционная одежда и проч. Но также в обыденной религиозной культуре присутствуют и обрядоверие, бытовая магия, суеверия, инославный духовный опыт, с которыми Церковь должна бороться как с вредными и чуждыми явлениями. Традиционно обыденная православная культура соответствовала «народному» православию, в значительной степени была фольклорной и этнографической. Традиционный (этнографический) фактор и сейчас играет заметную роль в православной культуре, но в целом народная (крестьянская) культура вытесняется массовой культурой, урбанистической, промышленной, «цивилизованной».
Разделение православной культуры на «книжную» и обыденную позволяет объяснить некоторые особенности околоцерковной жизни. Понятным становится, почему в обыденной православной культуре нередко исключительное значение придается внешнему облику, комбинациям цифр, «магической силе» обрядов, жестов, тиражированию «специализированных», то есть направленных на удовлетворение специфических запросов молитв, псалмов, икон. Здесь профанируется понятие благодати и освящения, таинство нередко превращается в этнографический обряд.
И все же это объяснение не полное. Потому что часто «проводниками массовой культуры» оказываются именно представители официальных церковных институтов: например, когда они выражают публично в СМИ положительное отношение к некоторым эстрадным певцам и рок-группам. Никак не назовешь «не книжным» диакона А. Кураева, который участвует в рекламе «православной» беллетристики и активно использует образы массового кинематографа и популярной литературы для объяснения сложных православных понятий. Священники, диаконы, монахи и монахини сочиняют детские и взрослые сказки, песни, создают ансамбли и записывают диски, издают журналы, участвуют в телешоу. Это все – клир, активно занимающийся популяризацией православия.
Например, митрополит Калужский и Боровский Климент на фестивале православных СМИ «Вера и Слово» отмечал:
«Реклама может служить не только целям коммерческого продвижения товаров, она может быть социальной, способствовать укреплению в народе духовных и нравственных ценностей, библейских заповедей. Вполне возможно использовать позитивный зарубежный опыт, чтобы направить часть доходов от коммерческой рекламы на продвижение социально значимых идей и духовных ценностей, на противодействие порокам и вредным привычкам»[5].
Это – уже целая просветительская программа. Уже вполне можно говорить о планах по использованию средств массовой культуры в миссионерских целях как о тенденции именно в официальных структурах Русской Православной Церкви.
Миссионерство (и не только православное) не случайно находит в массовой культуре своего союзника – у них есть некоторое сходство задач и приемов. Массовая культура оперирует предельно простым, общедоступным языком. «Высокая» культура либо консервативна и архаична, либо, наоборот, слишком авангардна и оригинальна и потому трудна для понимания. А массовая культура, обращенная к огромной аудитории, ориентированная на среднюю языковую норму, в меру традиционна (в жанрах и сюжетах) и в меру изобретательна (в приемах подачи сюжета и в техническом оснащении, гарантирующих развлекательность). Простота, ясность и архетипичность художественного языка массовой культуры, его занимательность используются православными миссионерами как средство привлечения внимания к серьезным религиозным проблемам.
Рассказывает протодиакон Андрей Кураев:
«После знакомства с “Титаником” я решил сводить в кино своих крестников. Пусть высоколобые мужи спорят о художественных достоинствах или пустотах этого фильма. Мне важно, что в нем есть то, что так нужно детям и подросткам: ясная грань между добром и злом. Вообще – это та ясность, что нужна и взрослым, но те предпочитают более сложные игры: “с одной стороны… с другой стороны…”»[6].
Православные миссионеры не первые, кто стремится средствами «низкой» массовой культуры сделать более доступными идеи и образы культуры «высокой». Можно вспомнить Милоша Формана, обрядившего своего Моцарта в карнавальные одежды для обеспечения коммерческого успеха дорогостоящему проекту. Можно перечитать «Имя Розы» Умберто Эко. Эти и другие подслащенные пилюли высоколобых мужей пользовались и пользуются законным успехом, в том числе и у какой-то части массовой аудитории. Но «считывает» ли средний потребитель их глубокий смысл? Об этом можно долго спорить, но есть некоторые красноречивые факты. Когда «Амадея» первый раз показывали в Москве, зрители десятками уходили каждый раз, когда Форман позволял себе удовольствие продлить фрагмент классической музыки – «слишком много нот!». Значительная часть студентов из года в год при обсуждении этого фильма выражают сочувствие Сальери, этому «гению посредственности», и осуждают Моцарта, а значит и самого Формана: зачем довели неплохого человека до убийства, ведь он же не виноват, что он не гений.
Глубокие смыслы либо оказываются для массового потребителя скучными и непонятными, либо он интерпретирует их в понятном и удобном для него смысле. Евангельская история, облеченная в беллетристическую форму, может вызвать (и вызывает) у массового читателя неадекватную реакцию: многие жалеют… Иуду. Мотивировки и поступки Иуды понятны и близки, с ним удобнее себя отождествить.
Пока с человеком говорят на языке массовой культуры, как с «человеком толпы», он и будет вести себя как «человек толпы», держась за свои стереотипы. Евангельская проповедь обращается к личности, к человеку бесприютному, обнаженному, жаждущему. А массовая культура – к человеку благополучному, уютно защищенному со всех сторон другими такими же людьми, к человеку, который уже поел, попил и хочет, чтобы его рассмешили или напугали, но только не «грузили проблемами».
Здесь мы видим принципиальный водораздел, который пролегает между Православием и массовой культурой.
Есть и другие подводные рифы, угрожающие свободному плаванию православных миссионеров в волнах массовой культуры. Кроме указанной оппозиции «личность – масса», можно обозначить в качестве существенных следующие признаки (в произвольном порядке):
| Православная религия | Массовая культура |
| серьезность, строгость | развлечение, смех, карнавализация, игра |
| ответственность | безответственность |
| свобода сознательного личного выбора | манипуляция сознанием |
| бескорыстие | коммерческий расчет |
| аскетизм | гедонизм |
| трезвенность, отказ от мечтательности | смешение вымысла и реальности |
| вера в существование Высшей Реальности – Бога» | создание иллюзорной «гиперреальности |
| историзм | мифологизм |
Оппозиции эти – кардинальные. Но, например, Юлия Вознесенская пытается как-то их примирить. Ее «роман-миссия» «Мои посмертные приключения» написан очень легко и остроумно. Начинается он с анекдотического (из-за кота) падения героини с балкона, ее смерти, далее сюжет следует за ее поучительными путешествиями в загробном мире. В соответствии с древними законами жанра, героиня романа возвращается к жизни и, исправляясь в соответствии с идеалами буржуазного общества, благополучно доживает в сельской местности в кругу семьи до глубокой старости… За скобками, увы, оказываются настоящее искусство и настоящее, серьезное Православие.
Вряд ли подобные миссионеры не подозревают о риске, – скорее всего, они надеются обыграть массовую культуру на ее же поле. Об этом ясно говорит иконописец П. Буслаев:
«Бесполезно бороться с рекламой и PR как таковыми – они вошли в жизнь современного общества, однако необходимо придать им христианский смысл – как с точки зрения содержания, так и креатива. И я полагаю, что эта задача вполне осуществима – посмотрите, сколько вокруг нас православных творческих людей! …Словом, нам необходимо «перекодировать» окружающее нас рекламное пространство… Окружающие нас рекламные «иконостасы» – это повод, чтобы что-то разъяснить обществу через притчи, заставить его задуматься. Мы должны, используя то же оружие, что и наши противники, но с православным наполнением, «переиграть» их» [7].
То, что делают П.Буслаев, Ю.Вознесенская, можно назвать попыткой выразить православное содержание (столбик 1) средствами массовой культуры (столбик 2).
Конечно, православная культура пользуется множеством языков, а не только языком святоотеческого предания. Как прочертить грань между церковью и культурой, между Православием и православной культурой? На реальном уровне это сделать невозможно. Но на уровне семиотическом граница, хотя и проницаемая, прослеживается отчетливо.
Православная культура, являясь частью современной культуры, использует языки последней в периферийных областях. Миссионерство – это та область, в которой религия наиболее активно взаимодействует с окружающим миром. Здесь влияние чужеродных для христианства языков всегда бывает очень сильным. Язык, на котором пытаются говорить с миром некоторые православные миссионеры, – это язык постмодернизма, язык современного интеллектуального и художественного творчества. Проекты в духе П.Буслаева и А.Кураева вполне укладываются в рамки постмодернистского дискурса, стирающего границы между элитарным и массовым искусством, между модернизмом и традиционализмом.
Итак, неоднозначное отношение Православия к массовой культуре вызвано, прежде всего, неоднородностью самой православной культуры. Православная культура представляется пространством, в котором в сложном взаимодействии отталкивания и притяжения функционируют разные языки. В том числе – и массовой культуры, и постмодернизма.
[1] Николаева О. Современная культура и Православие. – М.: Московское Подворье Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 1999. – С. 4.
[2] Там же. – С. 60.
[3] Сунайт Т. Истоки богохульства в современной культуре // Православие.Ru. Интернет-журнал Сретенского монастыря. 14/06/06.
[4] Кузнецов И.В. Специфика массовой культуры в России и методология педагогической науки // Критика и семиотика. – Новосибирск, 2000. Вып. 1-2. – С. 175-180.
[5] Цит. по: Писаревский В. Псевдолитургийность гипермаркетов: интервью с П. Буслаевым // Православие.Ru: Интернет-журнал Сретенского монастыря. 13/02/06.
[6] Кураев А., диакон. Фильм о «Титанике»: Взгляд богослова // Взрослым о детской вере: школьное богословие. – Ростов-на-Дону: Троицкое Слово, 2002. – С. 109.
[7] Писаревский В. Цит. соч.
Бишкек, 2009