Джордж Фридман. Кризис в Европе и европейский национализм

Национализм

Статья Джорджа Фридмана «Кризис в Европе и европейский национализм» заимствована нами у содержательного аналитического интернет-издания STRATFOR.   В Киргизии наложен строгий негласный запрет на тему национализма, но не на сам национализм, поэтому не будем нарушать status quo. Публикацией этой интересной статьи мы преследуем одну цель: дать возможность думающему читателю расширить свои представления о национализме и его природе, сравнить то, что  происходило в СССР и происходит в Киргизстане, с процессами, протекающими в Европейском Союзе.

М.О.

Кризис в Европе и европейский национализм

В 2008 году и ранее во время моих поездок в Европу я убеждался, что для многих политических лидеров была неприемлемой сама мысль о том, что Европа может не состояться как единое политическое целое.  Европейский проект считался необходимым для объединений наций, готовых разделить общую судьбу.  То,  что в 2008 году было глубоким убеждением, сейчас исчезает.  Происходит прежде невообразимое – широко обсуждается вопрос о первичности традиционных наций-государств; речь идёт  о мерах по частичному или полному роспуску Европы (подобно исключению Греции из еврозоны).  Всё это значимые явления.

До 1492 года Европа была захолустьем, в котором небольшие этнические группы боролись за сравнительно маленькие участки холодной, дождливой территории.  Но одно техническое открытие сделало Европу центром международной системы – судоходство в глубоких водах.

Возможность осуществлять дальние и безопасные водные путешествия позволила предпринимателям, живущим вдоль судоходных рек этого континента, с легкостью взаимодействовать друг с другом, тем самым значительно увеличивая способность рек производить капитал.  Глубоководное судоходство также позволило многим европейским народам завоевывать обширные империи, лежащие за пределами Европы.  Близкое соседство этих народов, соединившись с ещё большим богатством, придало такой темп техническим изобретениям и усовершенствованиям, которого никогда в истории не бывало.  В целом, Европа стала очень богатой, она оказалась вовлеченной в строительство обширной империи, переменившей условия человеческой жизни; Европа приобрела очень хорошие военные навыки.  Из культурного и экономического захолустья Европа превратилась в двигатель мирового развития.

Вскоре только ожесточённость европейских конфликтов могла сравниться только с растущим экономическим развитием Европы.  За своими пределами Европа приобрела способность использовать военную силу для достижения экономических целей и наращивать военную мощь с через экономический рост.  Жестокая эксплуатация богатств, добытых в других регионах (в особенности в Южной Америке), полное подчинение и навязанные торговые системы в других частях света (Восточная и Южная Азия, в частности) создали основания для современного положения вещей.  Подобное изменение традиционных систем привели к значительному росту богатства Европы.

Но быть «мировым двигателем» ещё не значит быть «единым» – богатство в Европе распределялось неравномерно.  Любая страна, обгонявшая другие, имела решающее преимущество – она могла выделить больше средств для роста своей военной мощи и для  привлечения других стран в союз.  В итоге наиболее мощная  империя должна была объединить Европу под своим знаменем.  Этого так и не произошло, хотя для достижения этого предпринимались неоднократные попытки.  Европа оставалась разделенной, Европа воевала сама с собой, в то же время она доминировала в мире и преобразовывала его.

Истоки этого парадокса довольно сложны.  Я же считаю, что главной причиной всегда был Английский канал.  Доминировать в Европе – значит иметь массивные сухопутные силы.  Доминировать в мире – значит иметь флот, ориентированный преимущественно на мировую торговлю.  Ни одна европейская держава не была настолько сильной, чтобы пересечь Канал, завоевать Англию и силой вернуть её в Европу.  Непобедимая Армада Испании, французский флот в Трафальгарском сражении, Люфтваффе над Британией, – всем им не удалось создать условия для вторжения и подавления.  Что бы там ни происходило в континентальной Европе, англичане оставались независимой силой с собственным флотом; они (чаще всего) могли манипулировать балансом сил в Европе, чтобы страны континента уделяли больше внимания друг другу, а не Англии.  И после поражения Наполеона, королевский флот создал самую мощную державу, которую никогда не видела Европа.  При этом сама Британия сама не могла получить доминирующего положения на континенте. (Другие географические особенности Европы, несомненно, также затрудняли её объединение, но все они – за исключением  Английского канала – были преодолены).

Скрытое напряжение

Объединение Германии в 1871 году выявило скрытое в основании Европы напряжение: возникла необходимость обустроить Германию в европейской системе, частью которой – неотъемлемой и, одновременно,  неудобоваримой – Германия всегда являлась.  Такое обустройство обернулось двумя глобальными войнами в Европе: они начались в 1914 году и закончились в 1945 году оккупацией Европы с одной стороны Соединенными Штатами, с другой – Советским Союзом.  Имперская система Европы рухнула.  Экономика рассыпалась, люди погрузились в духовный кризис, они больше не доверяли своим элитам.  У Европы не было ни желания, ни вкуса к империи.

Европа была истощена не только войной, но и внутренним психозом, охвативших две основных страны: гитлеровскую Германию и сталинский Советский Союз.  По отношению к внешнему миру обе эти страны порой вели  себя вполне логично и предсказуемо – согласно законам геополитики.  Но у себя дома они вели себя безумно: шло уничтожение свои собственных граждан и граждан стран, ими оккупированных по причинам, которые трудно постичь, не говоря уже о том, чтобы рационально объяснить.  С моей точки зрения, то давление, под которым оказались эти две страны, те массовые казни, которые произошли в течение двух войн, создали в этих странах своего рода коллективный психологический надлом.

Я осознаю всю прискорбную недостаточность такого умозаключения.  Но взгляните на Европу после Второй мировой войны.  Во-первых, за 450 лет своей истории она предприняла всемирную авантюру, прошла через всё более беспощадные войны, а затем безрассудно промотала всё завоеванное.  Европа стала свидетелем тому, как её часть, Германия – в каком-то смысле высшее выражение европейской цивилизации – погрузилась в пучины невиданного варварства.   В конце концов, Европа увидела, как Соединенные Штаты покидают исторические задворки и исполняют роль оккупанта.  Соединенные Штаты стали объектом зависти для европейцев: стабильная, богатая, единая страна, способная исполнять свои волевые экономические, политические и военные решения по отношению к ведущим странам на других континентах.   (Русские были частью Европы; их можно объяснить в рамках европейской парадигмы.  Европейцы, при всём своём пренебрежительном отношении к русским, смотрели на них как бедных родственников, членов одной с ними семьи, которые играют более или менее по европейским правилам.)  Новая и невиданная сила, Соединенные Штаты, возвысилась на Европой, и она в одно историческое мгновение перешла из состояния  доминирования в состояние психоза и далее – к военному, политическому и культурному подчинению.

Парадоксально, но именно Соединенные Штаты придали первоначальную форму будущей Европе, заложив основы Западной Европы.  В результате Второй мировой войны Соединенные Штаты и Советский Союз встретились в центре Германии и разделили её.   Угрожала новая война, очевидны были реальности и риски войны холодной.  Соединённым Штатам нужна была единая Европа, чтобы сдерживать Советы.  Был создан Североатлантический Союз (НАТО) – он объединил Европу и Соединенные Штаты в политическом и военном отношениях.  Так было заложено основание для транснациональных организаций, объединяющих Европу.  Соединенные Штаты также поддерживали сотрудничество внутри Европы, равно как и сотрудничество Европы с Северной Америкой, – разительный контраст с меркантилистскими империями ранних веков.  Так возникли первые признаки Европейского Союза.  Десятилетия холодной войны привели европейцев к решению осуществить транснациональный проект – создать объединённую Европу,  очертания которой не были тогда до конца ясны.

Было две причины этому порыву к объединению.  Первая – холодная война и коллективная оборона.  Но более глубокая причина скрывалась в надежде на возрождение Европы после ужасов 20-го века.  Считалось, что объединение Германии в 1871 году породило конфликты, разделение Германии в 1945 году вновь стабилизировало Европу.   В то же самое время, Европа не хотела больше оставаться оккупированной, не хотела больше балансировать на грани войны.  Европейцы искали путь преодоления своей собственной истории.

Одна из проблем заключалась в статусе Германии.  Ещё более глубокой проблемой был национализм.  Европе не только не удалось объединиться под одним знаменем через завоевание, но ещё и Первая мировая война разрушила основные европейски е империи, создав ряд небольших государств, каждое из которых боролось за свою свободу.  Дело заключалось в том, что именно национализм – и не только немецкий! – создал неповторимый облик 20-го столетия.  Поэтому задача Европы заключалась в преодолении национализма и создании такой структуры, которая позволила бы , с одной стороны, объединить а с другой – сохранить уникальные национальности как культурные феномены, а не экономические или политические субъекты.  В то же время, благодаря включению немцев в этот процесс, появилась возможность решить проблему Германии.

Средство спасения

Европейский Союз был задуман не просто как полезный экономический инструмент, но и как средство  спасения Европы.  Здесь существенно то внимание, какое было уделено экономике.  Европа не хотела военного союза, поскольку именно военные союзы привели Европу к трагедии.  Сосредоточиваясь на экономических вопросах, оставляя все военные дела в ведении НАТО и Соединённых Штатов, европейцы не создавали сколько-нибудь значительных общих вооружённых сил, – тем самым они закрывали тот период своей истории, который больше всего ужасал их; они стремились сохранить из своей истории наиболее привлекательное – экономическое процветание.  Идея заключалась в том, чтобы торговля, регулируемая центральным бюрократическим аппаратом, подавляла национализм и одновременно сохраняла национальную идентичность.  Общая валюта – евро – является высшей формой выражения этой идеи.  Европейцы надеялись: некая панъевропейская структура сможет гарантировать им благополучие, – при этом они не потеряют то, что позволяет им называть себя французами, голландцами и итальянцами.

И всё-таки даже в благополучные и безопасные времена после Второй мировой некоторые европейцы не могли принять идею передачи своего суверенитета. Согласия, в которое верили многие сторонники европейского объединения, попросту не существовало.  Сегодняшние проблемы с евро – это первый серьезный кризис, который переживает Европа за годы объединения; при этом национализм вновь возрождается во всей своей полноте.

В конце концов, немцы – это немцы, а греки – это греки.  Германия и Греция разные страны, расположенные в разных местах, каждая со своими интересами и ценностями.  Взаимные жертвы – довольно сомнительная идея.  Жертвы во имя Европейского Союза – идея бессмысленная.  Европейский Союз ничего не обещал Европе, кроме благополучия и отсутствия конфликтов, что само по себе, конечно же,  очень важно.  Но вместе с исчезновением благополучия испаряется большая часть аргументов пользу союза, улетучивается способность противостоять конфликтам (или, по меньшей мере, политическим разногласиям).

И у Германии, и у Греции есть свои объяснения, почему другая сторона должна нести ответственность за происшедшее.   Немцы видят безответственность греческого правительства, которое покупало политическую власть на деньги, которых у него не было, – вплоть до фальсификации экономических данных для приобретения членства в еврозоне.  Греки же понимают ситуацию как захват Европы немцами: Германия контролирует монетарную политику еврозоны, она создала такую регулятивную систему, которая предоставляет незаслуженные привилегии для немецкого экспорта, экономики и финансов.  Каждая сторона считает, что другая использует ситуацию в собственных интересах.

Политические лидеры ищут компромисс, но их возможности ограничиваются общественным мнением, которое относится всё более враждебно не только к деталям компромисса, но к самой его идее.  Самое главное даже не в том, что Греция и Германия не согласны друг с другом, как бы ни были серьёзны их разногласия.  Самое главное в том, что население одной из этих стран всё больше смотрит на население другой страны как на иностранцев – граждан иностранного государства, которое преследует только свои эгоистичные интересы.  Каждая сторона говорит, что ей нужно «больше Европы», но только при условии, что «больше Европы» будет означать больше того, что можно получить от от другой стороны.

Управляемые жертвоприношения

Национализм – это вера в то, что твоя судьба связана с твоей нацией; ты равнодушно относишься к судьбе всех остальных людей.  То, что пытались европейцы, – это создать такое объединение, которое отменяло саму необходимость выбора между «своими» и «чужими».  Но пытались они это столь воинственно, что сами ужаснулись своим делам.  Вам нравится Европа своим богатством? В богатой Европе вам не придется выбирать между своим и другим народом.  Величайшее притязание европейцев это притязание на то, что ничем не нужно будет жертвовать, чтобы получить доступ к этому богатству.  Для любого народа, пережившего 20-й век, очень соблазнительно само отсутствие необходимости жертвовать чем-нибудь.

Но, конечно же, благополучие приходит и уходит, а когда оно уходит, приходится чем-то жертвовать.  А жертвы, как и богатство, распределяются всегда неравномерно.  Неравномерность распределения возникает не только из-за случайных обстоятельств, но и потому, что в распределении участвуют те, кто имеет власть, кто контролирует соответствующие институты.  Если говорить о государствах, то именно Германия и Франция обладают такой возможностью; британцы же счастливы, что они не обязаны лезть гущу драчки.  Остальная Европа остаётся в слабой позиции: сначала они уступили свой суверенитет немцам и французам, а теперь стоят перед необходимостью чем-то контролируемых жертвоприношений.

Так или иначе, но Европа остается чрезвычайно богатой.  Чистые активы Европы: её экономическая база, её интеллектуальный капитал, её организационные возможности, – поражают.  Всё это никуда не делось.  Кризис перестраивает систему функционирования и распределения этого потенциала, управление им.  Именно это сейчас обсуждается.  Конечно же, широко обсуждается будущее евро.  Также речь пойдёт о зоне свободной торговли.  Одна лишь Германия обладает огромной экономикой -  годовой экспорт Германии превосходит валовой внутренний продукт большинства государств-наций.  Вопрос: захочет ли Греция, пожелает ли Португалия развязать руки Германии и дать ей возможность делать то, что той заблагорассудится?  Или они предпочтут такую систему торговых отношений, которую смогут контролировать?  Перемотайте плёнку вперед – в то время, когда закончится кризис евро, и вы увидите, что основания единой Европы окажутся под вопросом.

Именно об этом должны заботиться банки и политики.  Ещё большую тревогу должен вызывать национализм.  Двигателем европейского национализма была не просто любовь к своему народу.  Он так же питался обидой на другие народы.  Европе вовсе не обязательно уникальна в этом, но из-за своего национализма она пережила одну из величайших катастроф.  Так сложилось, что ненависти было довольно много в европейской истории.

Мы находимся в самом начале накопления недовольства, люди начинают вспоминать, что это такое – ненавидеть.  В зависимости от того, как эти эмоции будут использованы, как политики, финансисты и СМИ истолкуют эти чувства, зависит будущее Европы.  Из этого может произойти более широкое ощущения предательства национальных интересов, – как раз то, от чего должен был защитить Европейский Союз.

13 сентября 2011 г.

“The Crisis of Europe and European Nationalism” is republished with permission of STRATFOR.

 

Оставить комментарий