Ксения Некрасова. Мои стихи
МЫСЛИ
Шли по Пушкинскому скверу,—
вокруг каждая травинка цвела.
Увидала юношу и девушку —
В юности лица у людей бывают
как цветы,
и каждое поколение
ощущает юность свою
как новость…
ДНЕВНОЕ КИНО В БУДНИ
Перед началом сеанса
играли скрипки
И абажуры на блестящих ножках
алели изнутри,
как горные тюльпаны
Старушки чопорно под абажурами сидели
и кушали халву по дедовской старинке —
чуть отодвинув пальчик от руки,
и на груди у них желтели кружева
и бантики из лент,
что отмерцали на земле
А девушки без рюшей и без кружев,
лишь с ободками нежных крепдешинов
вкруг смуглых шей,
чуть набок голову склонив
и глаз кокетливо скосив,
мороженое
в вафельных стаканах
откусывали крупными кусками и,
не жуя, глотали льдистые куски.
А скрипки все тихонечко играли,
и люди молча отдыхали,
и красные тюльпаны зажигали
по залу
венчики огней,
и толстый кот
ходил между рядами,
поставив знаком восклицанья
пышный хвост.
1954
ПОД МОСКВОЙ
Сердитоглазые официантки,
роняя колкие слова,
подавали кушанья
на красно-желтых подносах
желающим пить и есть.
Ощущались медвежьи аппетиты
у сезонников за столом,
большеруких
и груболицых.
Много ездили,
много видели,
города построили для людей,—
барахла не нажили,
да ума
прибавили.
Идут по жизни мужики,
одаряя встречных-поперечных
жемчугами русской речи
от щедрот немереной души.
Пил высокий, чернобровый,
плечи как сажень,
галстук новый,
пиджак новый,
при часах ремень.
А другой был ростом ниже,
но в кости широк
и, как всякий лесоруб,
красен на лицо.
На щеках — ветров ожог,
на висках — зимы налет.
А старушка-выпивушка
у стола сидит
и умильно и сердечно
на друзей глядит.
В кружке с пивом у нее
огоньки горят,
а на беленьком платочке
пятаки лежат.
И на окнах занавески
вышиты руками —
белой ниткой по батисту
льдистыми цветами…
А кругом народ ядреный
утверждает жизнь —
щи с бараниной хлебает,
смачно пивом запивает,
белым хлебом заедает.
* * *
Как мне писать мои стихи?
Бумаги лист так мал.
А судьбы разрослись
В надширие небес.
Как уместить на четвертушке небо?
КОНЕЦ ДНЯ
Между двух гор
ставили дом машины.
Стояли женщины
на строящихся стенах,
и клали кирпичи,
и возвышали цех.
Склонялся час к шести,
и медленно кирпичный брус
сошел с ладони,
движеньем затихающим
оканчивая день.
И ослабели сухожилья,
натянутые в локтевых изгибах,
звенящие от подниманья бревен,
от напряженья сдвинутых вещей..
И отделились руки от труда,
и матерьялы встали по местам,
в принял звук работ
обличие предметов,
ЛОПАТА
Лопата я
и тем горда,
и мной хозяин горд.
Я полпланеты на зубок
в труде перебрала.
Меня венцами не прельстишь
венцы у королей,
а я копаю у корней,
что кормят всяких королей…
а я копала в старину,
копаю и сейчас.
И буду почву рассекать,
куда народ свергает знать
когда наступит на мозоль
неповоротливый король,
Лопата я
и тем горда,
и мной хозяин горд.
Я полпланеты на зубок
в труде перебрала,
О! Знаю я и что и как,
на чем лежит земля,
Но лучше всех
идти домой
с хозяином вдвоем:
я на плече его лежу,
АРХЕОЛОГ
Подошвы гор погружены
в тенисто-пышные сады.
В спортивной клетчатой рубахе
на камне юноша сидит.
Лежат лопаты перед ним
и черепки
от выветренных царств.
А он на камне все сидит
и все забытые стихи
на древнеалом языке
задумчиво поет.
* * *
Слова мои —
как корневища.
А мысль —
как почвы перегной
Как сделать мне,
чтоб корневище ствол дало
и кончиками веток зацвело?..
РАЗДУМЬЕ
На столе открытый лист бумаги,
чистый, как нетронутая совесть.
Что-то запишу я
в памяти моей?..
Почему-то первыми на ум
идут печали.
Но проходят и уходят беды,
а в конечном счете остается
солнце, утверждающее жизнь.
ДЕНЬ
С утра я целый день стирала,
а в полдень вышла за порог
к колодцу за водой.
От долгого стояния в наклон
чуть-чуть покалывало поясницу
и руки от движенья вдоль
ломило от ладоней до плеча.
А в улице лежала тишина,
такая тишина,
что звук слетающих снежинок
был слышен гаммой,
как будто неумелою рукою
проигрывает малое дитя:
слетают до и ля
и звездочками покрывают землю.
Напротив домики
в снегурочных снегах стояли,
и опадающие листья
казалися
как полушубки в заячьих мехах.
И ягоды краснеющей рябины
одел в чепцы холстиновые
иней.
В средине улицы
косматая собака
валялась на снегу,
уставив в небо нос.
Я цепь к ведру веревкой
привязала
и стала медленно спускать валек.
И надо всем стояла тишина.
1946
Лежат намятыми плодами
снега февральские у ног.
Колоть дрова
привыкла я
топор блестящий занесешь
над гулким белым чурбаком,
на пень поставленным ребром,
удар!—
и звук, как от струны.
Звенит топор о чурбаки,
и, как литые чугуны,
звенят поленья, и мороз.
и мой топор,
и взмах,
и вздох
Лежат намятыми плодами
снега февральские у ног,
и утро с синими следами
по небу облаком плывет.
1946
* * *
Стояла белая зима,
дыханием снегов
весну напоминая
Игольчатый снежок
роняли облака
И, белые поляны разделяя,
река, как нефть,
не замерзая,
текла в пологих берегах.
Страниц: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23