Александр Князев: «Афганистан всегда рассматривался как зона национальных интересов»
Последние события в Афганистане свидетельствуют о новых тенденциях в афганском обществе, которые, в ближайшее время будут лишь усиливаться, активно влияя на формирование не только новой афганской политической реальности, но и на регион ЦА, в том числе и на Казахстан, который под давлением США вынужден послать войска в Афганистан. Недаром ведь, помощник государственного секретаря США по Южной и Центральной Азии Роберт Блейк, совершая свой вояж по курируемому региону, заметил, что «страны Центральной Азии играют крайне важную роль в успешном завершении военной операции в Афганистане».
О том, что сегодня представляет Афганистан, как государство, какие силы играют доминирующую роль, рассказал «RO» известный эксперт, старший научный сотрудник Института востоковедения РАН Александр Князев.
— С Вашей точки зрения, кто сегодня оказывает влияние на ситуацию в Афганистане? Насколько велико сегодня влияние соперника Хамида Карзая оппозиционного лидера Абдулло Абдулло?
— Афганская ситуация настолько многослойна, сложна, динамична, что однозначно назвать даже основные факторы влияния на происходящее довольно трудно. Можно определить самые общие константы, например, отсутствие чьего-либо монопольного контроля над ситуаций даже в Кабуле, не говоря уже о стране в целом…
Я не думаю, что, проиграв последние президентские выборы, Абдулло Абдулло закончил свою политическую карьеру. Это достаточно перспективная фигура, и, интересная деталь, он наполовину пуштун, наполовину таджик. Для Афганистана, где одним из главных факторов всего конфликта является этнический, в первую очередь — между пуштунами и непуштунами, — это очень важно. Во многих регионах Афганистана таджики очень мощно доминируют, в целом по стране они занимают очень важное место как в экономике, так и в политической и в военной сферах. Я думаю, что вообще он был бы находкой, выступив в роли президента, но только в том случае, если это было бы грамотно преподнесено общественному мнению. Фигура президента как межэтнический компромисс…
Однако на президентских выборах в августе 2009 года, когда Карзай вновь стал президентом, во втором туре Абдулло Абдулло решил снять свою кандидатуру. Помимо всех разговоров о фальсификациях и так далее, важным, определяющим, на мой взгляд, было отсутствие единства среди таджикских лидеров, которые после гибели Ахмад Шаха Масуда в 2001 году разрознились, потеряли внутреннюю консолидированность. Если бы, когда Абдулло Абдулло шел на выборы, его поддержали все таджикские лидеры, другие непуштунские лидеры, он вполне мог ведь на самом деле и выиграть, учитывая этнополитическую картину сегодняшнего Афганистана…
— Кому было выгодно, чтобы во главе государства остался Хамид Карзай?
— Карзай — изначально ставка американцев. Доктор Абдулло Абдулло был министром иностранных дел в правительстве Бурханутдина Раббани и Ахмад Шаха Масуда с середины 1990-х годов и до Боннской конференции 2001 года, когда в этом же качестве вошел в состав временной администрации Хамида Карзая, в то время он имел тесные связи с иранцами и Россией. Наверное, в последующее время некоторое недоверие к нему со стороны американцев было, какое-то время сохранялось. Но когда американцы входили в 2001 году в Афганистан, они просто по определению не могли обойтись без поддержки таджиков, без поддержки Северного Альянса. Более того, я сильно сомневаюсь, что им тогда удалось бы самим добиться какого-либо успеха в наземных действиях против талибов. Поражение талибов к зиме 2001-2002-го — это заслуга самих афганцев. Да и по сей день, американцы вынуждены считаться с ними. В то же время, американцы начали активно работать с таджикскими лидерами, находить инструменты влияния на них. Сейчас, по большому счету, таджикские группировки и их лидеры для американцев — инструмент воздействия на Карзая. Исторически в Афганистане военное дело всегда было уделом пуштунов. Но после разгрома талибов сложилось так, что таджики продолжают составлять основу всех силовых структур. Карзай время от времени пытается проводить какие-то «зачистки» в руководящем звене Минобороны, МВД, спецслужб, но принципиально картину изменить не может. Бывший Объединенный Исламский Фронт Спасения Афганистана (Jabha-yi Muttahid-i Islami-yi Milli bara-yi Nijat-i Afghanistan), известный в 1990-х — начале 2000-х годов больше как Северный Альянс, в старом виде утратил свое значение уже в начале 2002-го года. В апреле 2007-го года было объявлено о создании Национального Фронта Афганистана, в который вошли практически все лидеры бывшего Северного альянса, а также целый ряд функционеров бывшей Национально-демократической партии, НДПА времен президентства Наджибуллы, и крыла так называемых «западных технократов», в частности, внук экс-короля Захир-шаха Мустафа. Но это образование оказалось рыхлым, малоэффективным, недолговечным, хотя и вызвало поначалу нескрываемый страх со стороны действующей власти, Хамид Карзай тогда открыто заявлял: «За созданием нового политического альянса … стоит ряд соседних стран и посольств в Афганистане». Были еще попытки структурирования каких-либо консолидированных движений, партий, но все это происходило, будучи детерминировано тактическими задачами, в основном под очередные электоральные кампании, и терпело неудачу…
Но в любом случае, в политической жизни Афганистана есть такой, размытый в настоящее время, потенциально мощнейший центр — панджшерские таджики. Это действительно реальная сила.
К примеру, Вилайят Панджшер — одна из тридцати четырех провинций Афганистана, расположенная в одноименном ущелье в 150 км к северу от Кабула. В годы советского военного присутствия в Афганистане был одним из оплотов моджахедов, советские войска несколько раз проводили масштабные военные операции в Панджшерском ущелье против таджикских отрядов полевого командира Ахмада Шаха Масуда. Панджерцы составляли ядро Северного альянса, воевавшего в 1990-х годах против движения «Талибан».
Проблема в том, что после гибели Ахмад Шаха Масуда панджшерцы раздробились. Бывший президент Бурханудтин Раббани (к слову, сам он не панджшерский, а бадахшанский по происхождению) поддерживал Карзая, Юнус Кануни вел и ведет свои игры, там зашкаливают лидерские амбиции. Маршал Фахим погряз в коррупционной активности, фактически серьезный политический потенциал сохранился только у Абдулло Абдулло, к которому близки брат покойного Ахмад Шаха Масуда Ахмад Вали Масуд, бывший начальник Управления национальной безопасности Афганистана Амрулло Салех, бывший начальник масудовской разведки Мохаммад Ариф Сарвари и ряд других лидеров…
Информация к сведению: В 1980-х годах Мохаммад Юнус Кануни был одним из идеологов создания «Шурйа-е-незор» («Наблюдательный Совет), организации, действовавшей зачастую самостоятельно под командованием Ахмад Шаха Масуда в рамках «Джамиат-е Исломи Афгонистон» («Исламское Общество Афганистана», старейшая из афганских политических партий, одна из ведущих до начала 2000-х годов). После падения режима Наджибуллы, в 1992 году Ахмад Шах Масуд стал министром обороны образованного Исламского Государства Афганистан, а Кануни под его началом – политическим руководителем армии. После захвата Кабула талибами, в 1996 году Кануни дважды возглавлял делегацию, представлявшую правительство Бурхануддина Раббани на встречах в Риме с бывшим королем Афганистана Захир Шахом. Также в это время он неоднократно выезжал в Германию с целью создания «Объединенного фронта», где встречался с известными соотечественниками. После образования в Кабуле временного правительства во главе с Хамидом Карзаем, Юнус Кануни стал министром внутренних дел. Однако перед созывом Лойя-Джирги Кануни неожиданно отказался от этой должности министра. В переходном правительстве Афганистане, образованном после проведения Лойя-Джирги, Кануни стал министром образования и просвещения. На прошедших в 2004 году президентских выборах Кануни выставлял свою кандидатуру и набрал 16.3% голосов избирателей. В декабре 2004 года Кануни объявил о создании оппозиционной правительству политической партии «Новый Афганистан», а в марте текущего года возглавил политическую коалицию «Фронт национального понимания Афганистана», объединяющую двенадцать оппозиционных партий.