Центрально-Азиатский ТОЛСТЫЙ Журнал

От номенклатурных игр к гражданской войне

Если внимательно проследить за кадровыми перестановками в верхах республики с конца 80-х гг. до настоящего времени, нетрудно заметить, что друг друга сменяли лица в основном из одной и той же номенклатурной обоймы. Конечно, сама по себе номенклатурная власть в постсоветских государствах явление повсеместное, естественное и в определенной степени положительное. Но вот в среднеазиатских республиках, особенно в Таджикистане, этот слой имеет обыкновение объединяться или, напротив, распадаться по закону земляческого тяготения.
Таджикская трагедия начиналась с интенсификации упомянутого закона, с обострения местнической болезни в государственном аппарате. Основная невидимая борьба разворачивалась в кабинетах столичного и уездного начальства. Здесь заключались номенклатурные альянсы, распределялись роли, решалась судьба противников. Враг врага становился другом, в цене были личная преданность и земляческие узы. Складывались правила политической игры, в которых идеология не играла существенной роли. Руководство различных регионов стремилось иметь покровителей-земляков в высших эшелонах власти, что влияло не только на продвижение по службе и доходы, но и на экономическое развитие регионов.
С середины 80-х гг. местническая борьба в административно-хозяйственном аппарате Таджикистана усиливалась пропорционально ослаблению контроля из Москвы. Главная линия раскола поначалу обозначилась между модернизированным, промышленно развитым Севером и традиционно более аграрным Югом страны (9). Как уже упоминалось, северяне – выходцы из Ленинабадской области – десятилетиями занимали ключевые руководящие посты. Ими, как правило, были первые секретари компартии, секретари по идеологии и экономике, многие высшие должностные лица областных и районных комитетов партии. Они контролировали внешнюю политику, а также репрессивные органы. К примеру, в КГБ республики еще до недавнего времени действовало предписание ограничивать пополнение рядов чекистов горными таджиками (10).
В то же время во второй половине 80-х гг. возрос приток в административно-хозяйственный аппарат южных кадров. Во многом это оказалось связанным с ростом уровня образования жителей горных районов. Общая политическая напряженность, вызванная горбачевской перестройкой, с одной стороны, расшатала монолитность ленинабадского блока, а с другой – породила честолюбивые надежды среди южан. Все явственнее проявлялись номенклатурные
распри.
Занявший в 1985 г. пост первого секретаря ЦК компартии Таджикистана ленинабадец Каххор Махкамов попробовал выпустить пар из котла, предоставив южанам значительную долю ключевых постов в государстве. При нем председателем Верховного совета стал бадахшанец Гоибназар Паллаев, председателем Совета министров был назначен кулябец Изатулло Хаёев, секретарь компартии по делам промышленности и идеологии ленинабадец Абдуррахмон Додобаев был заменен бадахшанцем Шоди Шабдоловым, министерство внутренних дел возглавил бадахшанец Мамадаёз Навжуванов, выходец из Гарма – Бури Каримов возглавил Госплан и одновременно занял пост заместителя председателя Совета министров.

Февраль 1990 г.

Частичное перераспределение власти среди государственной элиты разных регионов на короткое время создало видимость зыбкого умиротворения, но оно было нарушено в феврале 1990 г. Часть южан, в основном из молодого поколения номенклатуры, пожелали большего, чем им предлагалось. Неудачная попытка своеобразного дворцового переворота закончилась митингами оппозиции, массовыми беспорядками и кровопролитием в Душанбе. Его организаторы не предполагали, что народная стихия выйдет из-под их контроля.
События «жаркого февраля» 1990 г. до сих пор скрыты завесой таинственности. Официальное расследование не представило всех имен главных дирижеров, постаралось перенести бремя ответственности на светскую и исламскую оппозицию. Однако наш анализ показывает, что основные нити интриг тянулись в высшие и средние звенья госаппарата. Переворот режиссировали преимущественно выходцы из Гарма и в меньшей степени из Куляба и Бадахшана (11). В аналитическом исследовании, проведенном по заказу Верховного совета РФ группой экспертов под руководством Сергея Кургиняна, довольно категорично утверждается: «Управлял мятежом председатель ВС Паллаев, и это доказанный факт» (12). Таджикские власти не опровергли, но и не подтвердили этого. Бадахшанская община столицы в целом оставалась в стороне от февральских событий. Беспорядки разжигались в основном кулябскими и гармскими мафиозными группировками, но они были лишь исполнителями сценария. После «жаркого февраля» 1990 г. распрощались со своими креслами председатель ВС Гоибназар Паллаев (Бадахшан), председатель Госплана Бури Каримов (Гарм), министр культуры Нур Табаров (Гарм), строгое взыскание получил начальник политотдела МВД Абдулло Хабибов (Куляб). Так или иначе, в те дни проявилась отчетливая тенденция к расколу аппарата по региональному признаку. Теневой политический альянс выстраивался на солидарности части гармской, кулябской и бадахшанской номенклатуры.
Пик политической активности «жаркого февраля» 1990 г. высветил разнонаправленность целей и интересов отдельных групп участников событий, спонтанность массового протеста, расплывчатость представлений о путях выхода из общественного кризиса. В целом антиправительственные выступления не были направлены на разрушение партийно-государственной машины. Тогда речь шла скорее о более широком занятии ячеек в этой системе новым политизированным слоем интеллигенции и аппаратчиками-южанами.
После отставки Паллаева ВС временно возглавил Каххор Махкамов, но, став президентом Республики Таджикистан в ноябре 1990 г., он передал пост председателя ВС выходцу из Гарма Кадриддину Аслонову. Советом министров продолжал руководить лояльный к Ходженту кулябец Изатулло Хаёев. Интересы Юга были учтены, однако основные бразды правления удерживал Север.

Осень 1991 г.

Следующий пик политической активности в Душанбе был вызван подавлением антигорбачевского путча в августе 1991 г. Антикоммунистическая кампания из Москвы эхом отозвалась в Таджикистане. Воспрянувшая таджикская оппозиция, в которой к этому времени уже начали лидировать южане, решила покончить с правлением коммунистов, а заодно и с монополией северян на главный пост в государстве.
Если в 1990 г. коммунистам оппонировало лишь надрегиональное национально-демократическое движение «Растохез» («Возрождение»), то в 1991 г. на политическую арену вышли организации с отчетливой региональной окраской. Активно влившиеся в политическую жизнь Партия исламского возрождения Таджикистана (ПИВТ) и Демократическая партия Таджикистана (ДПТ) отражали в основном интересы и настроения таджиков из юго-восточных районов Припамирья, организация «Лаъли Бадахшон» («Бадахшанские самоцветы») – интересы памирцев. Оппозицию поддержала часть аппаратчиков, преимущественно выходцы с юга. Сентябрьские выступления 1991 г. за отставку Каххора Махкамова и запрещение деятельности компартии возглавил председатель ВС выходец из Гарма Кадриддин Аслонов. Но противники партии, сросшейся с государством, переоценили свои силы. Компартия еще представляла мощную экономическую и управленческую структуру. Требования о ее запрете и конфискации имущества вызвали ответную реакцию. Партийная ленинабадская элита перешла в контрнаступление. Она пожертвовала мягким политиком Каххором Махкамовым, согласившись с его отставкой с поста президента. На смену ему в президентское кресло готовился его земляк и предшественник на посту первого секретаря ЦК компартии Таджикистана Рахмон Набиев.
Вскоре Кадриддин Аслонов был снят с должности председателя ВС. Отступление гармцев и бадахшанцев происходило на фоне консолидации северян Ленинабада и кулябцев. Их союз стал очевиден во время президентских выборов 1991 г. Осенью того года в Кулябскую область начались прямые поставки продовольствия из Ленинабадской области. Куляб и Хождент были объявлены городами-побратимами. Спешно готовилась программа ускоренного социально-экономического развития южного региона. Были прекращены все длившиеся со второй половины 80-х гг. уголовные дела по фактам хищения государственного имущества, приписок, коррупции среди местной кулябской административно-хозяйственной верхушки. Кулябцам открывался простор для действий по захвату доходных мест в соседней с Кулябом Курган-Тюбинской области. Там усиливалась их конкуренция за управление областью с гармскими таджиками.
Осенью 1991 г. начал вырисовываться политический альянс, уже не вписывающийся в простую схему – Юг против Севера. Номенклатурная борьба за власть разворачивалась между блоками – Гарм, Бадахшан, с одной стороны, Ленинабад, Куляб, Гиссар – с другой. Соответственно на президентских выборах в ноябре 1991 г. за Рахмона Набиева проголосовали северо-западные регионы и Куляб на юге, за другого кандидата – бадахшанца Давлата Худоназарова – голосовали Гарм и Бадахшан. Победил Набиев. С его приходом к власти гармцы и бадахшанцы почувствовали себя еще более ущемленными. Ключевые посты перешли к ближайшим соратникам президента, оказавшим ему решающую поддержку на выборах. Северянин Сафарали Кенджаев занял кресло спикера парламента, председатель Кулябского облисполкома Акбар Мирзоев – премьер-министра.

Страниц: 1 2 3 4 5 6